Но может быть, это та же альтернативная история? Не утонул, значит…
Нет, не значит.
Возможность самого существования криптоистории заключается в относительности и неполноте наших исторических знаний. Историю пишут историки, пользуясь определенными источниками. Источники могут сознательно солгать (показания штабных, бросивших раненого Чапаева на берегу Урала и попавших за это в ВЧК), добросовестно ошибаться (уцелевший красноармеец от кого-то услыхал и по горячке не уточнил, что сам того не видел), вообще умалчивать (Чапаева видели на берегу реки — а что дальше, бог весть). Историк может неумышленно написать неправду, поверив неточному источнику. Может быть и хуже: историку приходится лгать, ибо так требуют от него некие обстоятельства. Наконец, история может стать мифом, с которым вообще невозможно воевать (как стало невозможно опровергнуть версию Фурманова и братьев Васильевых).
Вот тут-то и вступает в бой криптоисторик.
Он исходит из очевидного и вероятного. Очевидное: после боя под Лбищенском Чапаев исчез из реальной истории. Как именно — сказать трудно, ибо все, что мы знаем, есть не истина, а лишь более-менее достоверные версии. Вероятное: сие произошло не совсем так — или совсем не так.
Не совсем так — раненного в живот Чапаева охрана из венгров-красноармейцев переправила на обломке плетня через реку, где он и умер, после чего был похоронен, а могилу через несколько лет смыла река. Версия вероятная, логичная (логичная — с точки зрения историка), исходящая из реальных фактов.
Совсем не так — Чапаев спасся, но воевать расхотел и отправился во Внутреннюю (или Внешнюю) Монголию к своему другу барону Унгерну, захватив с собою Петьку (Пелевин «Чапаев и Пустота»), Версия невероятная, нелогичная (опять-таки с точки зрения историка, ибо логика художественного произведения совсем иная), но… в принципе тоже допустимая, ибо никак не меняющая известную нам историю. Чапаев действительно исчез, причем при неясных обстоятельствах. Автор, используя буйную фантазию, эти обстоятельства домысливает, заставляя свой корабль плыть не по главному руслу реки Истории, а по обводному каналу, старице — или вообще тащит свой корабль волоком. Но — все с тем же конечным результатом.
Для того чтобы показать возможности криптоистории на все том же «чапаевском» примере, добавлю, что имеющиеся факты (не опровергнутые или прямо подтвержденные) говорят о том, что комиссар Фурманов не был в то время коммунистом, именно он, а не бывший офицер (прапорщик) Чапаев, бузил, пьянствовал и скандалил, за что и был с позором снят с комиссарства, а знаменитая психическая атака на берегу реки Белой осуществлялась не менее знаменитым Ижевским полком Колчака под красным знаменем и с пением «Варшавянки».
Чем не криптоистория?
Все сие говорит о том, что грань между криптоисторией и настоящей, а не мифологизированной историей крайне тонка. К сожалению, почти целое столетие, потраченное на превращение нашей и всемирной истории в миф позволяет разлиться реке Урал до Северного полюса, давая невиданный простор авторам криптоисторических произведений. В результате бывает, что авторская выдумка (сознательное домысливание все в том же русле очевидного-вероятного) оказывается правдой. Порой достаточно лишь идти вслед за логикой, а не вслед за мифом.
Например, в «Оке Силы» Валентинова рассказывается о советской республике на Тибете в 20-х годах и о советской военном присутствии там же в 30-х. Сейчас, к изумлению автора, оба эти факта полностью подтвердились.
Совпадения порою бывают пугающие. В том же «Оке Силы» (книга седьмая) упомянут офицер секретной группы спецназа по имени Всеслав (он же Венцлав), участвовавший среди прочего в обороне Белого дома. Автором этот персонаж выдуман. Однако в документальной книге Иванова «Анафема», изданной после написания романа, рассказывается о защищавшем Белый дом офицере спецназа по имени… Веслав, причем указано, что это имя слегка изменено.
Все это, повторюсь, не говорит о том, что криптоисторик должен следовать только логике событий. Совсем даже нет, ибо реальная логика в Истории порой отсутствует напрочь, чему наш век дает немало подтверждений. Так что кто знает, может, следы Чапаева когда-нибудь обнаружатся во Внешней Монголии?
«Чапаевский» пример, конечно, недостаточен. Он взят лишь для ясности, подобно тому, как в старых учебниках логики встречались типичные силлогизмы: «Иван — человек, Жучка — собака». Посему самое время вернуться к жуткой истории января 1938-го, связанной с поисками пропавшего наркома Шестакова. В свете уже сказанного можно сделать вывод, что цикл Василия Звягинцева в целом не есть произведение альтернативной истории. Некоторые ее элементы в нем присутствуют — но только некоторые. На практике редко выдерживается пресловутая «чистота» жанра, равно как и метода, и книги Звягинцева тому примером. Альтернативно-исторические сюжеты переплетены в них с криптоисторическими. Более того, основа замысла всего цикла относится прежде всего к крипто-, а затем уже к альтернативной истории. Автор исходит из того, что события нашей «большой» истории происходили именно так, как и в реальности. А вот частности… Напомню — главные герои романа, жившие в нашем реальном времени, случайно обнаружили в современной им Москве присутствие инопланетян. После ряда головокружительных приключений они оказались на планете Валгалла, сумели овладеть инопланетной техникой, после чего и начались их приключения в альтернативных временных потоках. Таким образом, эти альтернативные «ответвления истории» присутствуют либо как виртуальные вероятности, сбывшиеся лишь в воображении героев «Одиссея», либо как сознательно спланированные отклонения, происходящие в столь часто поминаемых современной фантастике «параллельных реальностях». Необычайные приключения наркома Шестакова никак не меняют реальную историю, являясь ее скрытой составляющей. Более того, все эти драматические события, начавшиеся в январе незабываемого 1938-го, приводят к реальному результату — смещению «кровавого карлика» наркома Ежова.
Стоп! Вот тут-то можно и возразить. Достаточно вспомнить последние страницы романа. Товарищ Сталин, подталкиваемый инопланетным шпионом Лихаревым, принимает решение о снятии Ежова с должности и перемещении его в наркомы водного транспорта. Все правильно, но происходит это не осенью 1938-го, как в нашей реальности, а в январе. Более того, новым наркомом назначается не Лаврентий Павлович Берия, а упоминавшийся выше Заковский, в реальной истории уничтоженный в том же году.
Однако это не совсем так. Непосредственной «альтернативности» в романе нет. Там лишь сказано, что Сталин упомянул об этих «альтернативных» кадровых изменениях в разговоре все с тем же инопланетным шпионом Лихаревым. На этом роман обрывается. Вполне можно допустить, что вождь всех народов, играя свои, по выражению Радзинского, «длинные» шахматные партии, поступил совсем наоборот: усыпил бдительность ставшего весьма подозрительным ему Лихарева, напугал для пущей острастки Ежова, выведал все ему нужное у явившегося с повинной Шестакова и… И наша история пошла своим обычным путем. На следующий день Ежов был прощен — до поры до времени, а Лихарев с Шестаковым оправились куда следует для быстрого и эффективного стирания в лагерную пыль. Почему бы и нет? Логика романа и логика истории вполне это допускают.
Итак, на основании этого примера можно сделать некоторые выводы. Прежде всего хронологические.
Как представляется, в отечественной фантастике 90-х пионером криптоистории, если не нового, то возрожденного жанра, была не упомянутая выше триада «адептов-генераторов» (Валентинов, Лазарчук, Успенский), а другой, не менее известный автор — Василий Звягинцев. Это очевидно, ибо первые книги его цикла «Одиссей покидает Итаку» вышли в свет раньше «Ока Силы» и «Посмотри в глаза чудовищ». Иное дело, что о криптоистории, как отдельном жанре, заговорили не сразу, а после появления новых книг и новых авторов — в данном случае уже упоминавшегося цикла «Око Силы» Валентинова и «Посмотри в глаза чудовищ» Успенского и Лазарчука. Чтение этих книг позволяет дополнить наше понимание особенностей криптоистории как жанра, но это уже отдельный разговор. Достаточно лишь обратить внимание, что события 1938-го, связанные с отстранением железного наркома товарища Ежова, были описаны как у Валентинова, так и, хоть и косвенно, у Лазарчука с Успенским, причем без всякого предварительного сговора между авторами. Что тут сказать? Криптоистория!