— В отношении языка меня особенно поразил роман Елены Хаецкой «Мракобес». Мат из уст монахов и священников — это круто. Какие там «приоры» и «фриары»! У вас же жаргон никогда не переходит границу приличия. Как вы считаете, должен ли автор подстраивать свои язык и стиль написания под какую-то конкретную аудиторию?
— Если правда образа потребует, чтобы монах разговаривал как биндюжник — мы ни на минуту не остановимся перед этим. Будет материться. Но только — если правда. Единственная планка, под которую можно и должно подстраивать язык или стиль. Здесь опасно ориентироваться на аудиторию: она плохо представляема и состоит (к счастью!) из разнородных индивидуумов. Читая временами отзывы на собственные книги, мы убеждаемся в полной непредсказуемости реакции. Ну, например, один человек пишет по прочтении «Нам здесь жить», написанного нами в соавторстве с А. Валентиновым: «Я очень разочарован этой книгой. Это был большой удар для меня и моих друзей…» И тут же другой человек говорит: «Первое впечатление от двухтомника словами не передать — действительно что-то новое, где-то до боли знакомое, где-то как вспышка озарения, как удар молнии — свежий и неожиданный…»
Скажите на милость, как после этого можно заранее на что-то ориентироваться? А ведь подобные «контрасты» возникают по поводу практически любой нашей книги. У нас где-то в архиве валяется файлик, где собраны именно полярные мнения касательно всех наших текстов: чертовски интересная штука. Поэтому когда мы работаем, то ни в коем случае не выстраиваем никаких внешних ориентиров.
— Ваши произведения удачно выделяются из массы современной постсоветской фантастики оригинальностью идей, сюжетов, героев. Что (или кто) вдохновляет вас на изобретение новых ходов и форм в литературе?
— Мы не изобретаем ходов. Форм. Нового. Это не кокетство, это так и есть. Нам кажется, все, ЧТО мы говорим, и то, КАК мы это говорим, лежит на самой поверхности. Очевидно. Крайне интересно (как минимум, для нас). Очень болезненно (иначе незачем огород городить). Взаимосвязано с днем сегодняшним, вчерашним и позавчерашним, а также, наверное, завтрашним и послезавтрашним — хотя в последнем можем и ошибаться. Как, впрочем, и во всем остальном.
— Вы в своих романах идете, можно сказать, непроторенной дорогой. Хотя, казалось бы, сейчас людям подавай только action, устали они от псевдофилософичности советской фантастики. Но, вопреки этому, вы стали очень популярны. Вероятно, люди подсознательно жаждут чего-то более глубокого, чем просто «литература действия»?
— С самого начала издатели, критики и даже некоторые собратья по перу говорили нам: «Парни, вы сошли с ума! Ваши тексты заинтересуют десяток-другой высоколобых эстетов!» Рекомендовали упростить, адаптировать, изложить развесистей и популярней.
В одной из самых первых рецензий — январь 1992-го, роман «Дорога» — ведущая редакторесса ВТО МПФ изложила следующее мнение для редколлегии: «Чтение рукописи — своеобразная гимнастика ума. Вещь временами полезная. Но умозрительность конструкций, придуманность ситуаций на протяжении почти десяти авторских листов плохо укладывается в ложе изданий, рассчитанных на стотысячный тираж и, увы, коммерческую цену. Произведение, КОНЕЧНО, годится для печати. Но его объем, помноженный на элитарность, сильно сужает возможности для публикации в сборниках ВТО. По крайней мере, в ближайшие годы. Смогут ли, захотят ли авторы сократить свою „Дорогу“ хотя бы вдвое?! Но публиковать в изданиях ВТО — риск большой. Я, по крайней мере, ВОЗДЕРЖУСЬ ОТ ТАКОЙ РЕКОМЕНДАЦИИ. Можно просто отложить на время, держать в резерве».
Это было сказано о романе, который позже был издан пять раз, не считая допечаток!
Аналогичные разговоры повторялись с «Черным Баламутом», «Магом в Законе», «Мессией…» и так далее. Не так давно, в личном письме, известная писательница Далия Трускиновская сказала нам, касаясь первого тома романа «Одиссей, сын Лаэрта»: «Штука вышла загадочная: по-настоящему ее в России хорошо если сто человек поймут. Знаете лингвистический пример со смысловыми кругами, которые перекрывают друг друга? Так вот, на сей раз ваш читатель определяется так: берется профессиональный филолог (круг первый) плюс профессиональный политолог (круг второй) плюс о-о-очень художественная личность (круг третий), и вот тот маленький пятачок, на котором они совпадают, и есть вышеупомянутые сто человек. А вообще — здорово!»
Но тем не менее у книг всегда находился ранее и находится по сей день — читатель. В свое время мы сказали вслух, что собираемся доказать издателям: читатель вовсе не так глуп, как его хотят представить! Доказали. Оказывается, можно разговаривать всерьез о вещах сложных, о материях странных. И не только щекотать нервы очередным квестом, состоящим из глаголов и существительных, соединенных в простые малораспространенные предложения: «Файербол ударил в стену рядом с ухом. Он отпрыгнул, покатился по земле, выдергивая меч из ножен. Трое злыдней укусили его за ягодицу. Было больно».
В своих книгах мы говорим о том, что интересно нам самим. Тем языком, какой устраивает нас. Пишем те книги, которые с удовольствием прочитали бы сами, отыщись они где-нибудь.
И искренне счастливы, что находится достаточно большое число собеседников, кого трогают эти проблемы, кому понятен такой язык.
— Мой (и не только мой) любимый роман Олди — «Ожидающий на перекрестках». Скажите, идея Предстоятелей, Перекрестков — это откуда? Ну, идея о скучности, обыденности мира — понятно, но Перекресток — это оригинально! Предстоятель Перекрестков…
— Мы не писали о скучности и обыденности мира. Более того, мы категорически не согласны с утверждениями господ эскапистов, что наш мир скучен и сер. Это просто глаза кое у кого разучились видеть. В «Ожидающем на перекрестках» мы говорили о том, как мир ДЕЛАЕТСЯ скучным и серым. На время. Усилиями кучки эгоистов. Но это не навсегда. И не для всех. И крыша рано или поздно слетает. А идея Перекрестков, Предстоятелей и пр. — оттуда же, откуда и все идеи. Из нас. Пришла однажды, расположилась и заставила работать. Зря, что ли, любили новый храм воздвигать на месте былого разрушенного капища? Вот они, Перекрестки.
Впрочем, каждая книга — в своем роде Перекресток.
— Кто является, по-вашему, Предстоятелями и Мифотворцами современного мира?
— Мифотворцы? Взгляните на книги, стоящие на полках. Вглядитесь в имена авторов.
Предстоятели? Взгляните в зеркало.
Перекрестки? Оглянитесь вокруг себя. Где бы вы ни находились — просто поверните голову.
— Для того чтобы «слетела крыша», герой «Ожидающего на перекрестках» приносит в жертву очень многое. Что же необходимо для этого в реальной жизни? Какие жертвы?