Петя вздохнул, поежился от ночной прохлады, и ему сделалось грустно. Вспомнил он Москву, вспомнил горящие красным светом буквы «М» на станциях метро, теплый асфальт улиц, каменный грот в Александровском саду около Кремля, где он больше всего любил играть, вспомнил и маму — ее молодое красивое лицо с оспинкой над бровью.
Но длинный синий вагон далеко увез Петю от Москвы и от мамы. И Тамара, всегда такая бойкая и дотошная, тоже почему-то молчит и смотрит на уходящие в темноту рельсы.
Послышался шум мотора. Из-за поворота выскользнули яркие огни автомобильных фар.
Тетя Луша отыскала не попутных лошадей, а целый попутный «ЗИС-150».
Кабина у «ЗИСа» была просторная, но седоков набралось много. Одна тетя Луша чего стоила. Дверца еле затворилась.
Петя сидел у тети Луши на коленях, и ему все хорошо было видно. Но смотреть-то было не на что, Свет фар изредка выхватывал из темноты то дерево, то крышу хаты, то бежал вдоль сплошных посевов ржи и пшеницы.
Ветром к переднему стеклу прижало жука, и он долго не мог отцепиться и улететь. Иногда через дорогу что-то быстро перебегало, или это просто устали глаза, и так казалось.
Машина была тяжелая и ехала плавно, без тряски. Ее большие колеса с хрустом давили комки сухой грязи.
Однотонный гул мотора, запах бензина и кожи, близость тети Луши — где бы ни была тетя Луша, везде с ней как бы присутствовала частица домашнего тепла и уюта, — все это располагало ко сну.
Петя и Тамара задремали. Сквозь сон они едва помнили, как доехали до села, а потом долго шли темным садом, натыкаясь на ветви деревьев с холодными вишнями, как на пороге дома жгли спички, отпирали замок.
Потом тетя Луша взбила подушки, приготовила мягкую постель, от которой почему-то пахло укропом, и ребята уснули.
* * *
Утром Тамара будила брата:
— Петух, вставай! Ну же, Петух Петухович!
Но Петя закатился куда-то за подушку, навернул на себя простыню и не хотел просыпаться.
Было еще рано. Ребята спали в отдельной комнате, в глубокой, точно лодка, кровати.
Тамара едва из нее выбралась. Нагнулась, чтобы надеть туфли, но, к удивлению, заметила свои тапочки. Значит, тетя Луша уже распаковала чемодан.
Тамара быстро накинула сарафан, сунула ноги в тапочки и вышла на кухню.
Тетя Луша в простой ситцевой юбке, в кофте с короткими рукавами возилась около печи. Длинным рогачом она подхватила казанок и поставила его в печку. Ее полные руки были розовыми от огня.
— Спи еще. Я разбужу, когда завтрак сварится, — сказала тетя Луша.
— А я уже выспалась.
— Ну, иди тогда в садок, погуляй.
В саду было прохладно. Цветы, налитые росой, склонились вдоль дорожки. В глубине сада, в гуще вишневых деревьев, возились птицы — клевали ягоды. Под широкими листьями мальвы, где было сухо, спали цыплята. За садом поднималось солнце, а на небе еще догорал, бледнел месяц.
Густая трава захлестывала росой ноги. У высокой раскидистой шелковицы Тамара остановилась, подумала и полезла на нее.
Ягоды шелковицы были такими мягкими, что не успеешь поднести ко рту, как они раздавливались в пальцах.
Петя проснулся и тоже вышел во двор.
— Тамара! — закричал он. — Где ты?
Тамара спряталась в листьях.
— Ну, Тамарка! — Петя загляделся и наткнулся на крапиву.
Тамара не выдержала и прыснула. Петя, почесывая на ногах ожоги от крапивы, подошел к дереву. Попытался залезть — не смог.
— Тамара, брось ягод!
Пока Петя, медлительный и еще сонный, разыскивал в траве ягоду, подбежал цыпленок, быстро нашел ее и сглотнул.
— Тамарка, ты видела?
— А ты зевай больше, он и тебя проглотит.
Когда наелись ягод, тетя Луша позвала мыться. А потом сели завтракать.
На столе стоял кувшин с ряженкой, мед, яички, банка с вишневым вареньем, на тарелке — домашние булочки — балабухи.
Тетя Луша разлила ряженку по чашкам, Тамара попробовала и сказала:
— Очень вкусно, как сметана.
Пете тоже понравилась ряженка.
— Ну и хорошо. На здоровье, миленькие, поправляйтесь. Сейчас я еще варенички погляжу — может, готовы.
И тетя Луша взяла рогач, открыла заслонку и вытащила из печки казанок.
Вареники выложили в миску. Они были огромные, шевелили от пара белыми боками — вот-вот захрюкают.
— Ну, отведайте, — сказала тетя Луша. — Мамка вам таких не делала, я знаю.
Тамара хотела наколоть вареник вилкой.
— Сок выпустишь, — заметила тетя Луша.