Полицейские давно уже разыскивали, где скрывается типография, в которой подпольщики печатают прокламации.
Начальник полиции Лев Потапович Гримайло каждую субботу утром собирал в своем кабинете подчиненных и, размахивая перед их носами строгим указательным пальцем, говорил:
— Гэть по всем улочкам и переулочкам! Найдите, где выпускают ту печатную крамолу!
И полицейские, пугая кошек и собак, шныряли по всем улочкам и переулочкам. Они заглядывали в калитки и подворотни. Лазили по чердакам и сараям. Разбирали дрова, сложенные на зиму в поленницы. Всовывали головы в сырые колодцы и горячие дымоходы — всё искали, где выпускают ту печатную крамолу.
А вечером, усталые и отупевшие, в паутине и сухих мухах, с перепачканными сажей коленями, являлись перед начальником и рапортовали:
— Никак нет! Крамольники не обнаружены!
Лев Потапович Гримайло сидел в дубовом кресле зеленый от злости, потому что перед ним лежала свежая прокламация, которую «крамольники» уже успели отпечатать и распространить по городу.
В центре города, возле коновязи и водокачки, стояла сапожная мастерская.
На фанерной вывеске рукой умельца-самоучки была нарисована ворона. В кривом клюве ворона держала за матерчатое ушко черный сапог: заходи любой прохожий, и тебе здесь починят башмаки и сапоги.
В парусиновых фартуках на низеньких табуретках сидели сапожники и стучали молотками, приколачивая к башмакам кленовыми шпильками набойки и подметки.
Иногда сапожники стучали особенно громко, потому что в это время в подвале мастерской — там, где лежали деревянные колодки, старая обувь, мешки с обрезками кожи и войлока, — работал маленький печатный станок.
Грубая пеньковая бумага накладывалась на шрифт типографского набора, прокатывалась сверху резиновым валиком, и когда бумагу снимали с набора, это была уже не просто бумага, а прокламация. Ее читали и передавали друг другу сотни людей, прятали от полиции, за нее шли в тюрьмы и в ссылку.
Прежде чем набрать для машины текст прокламации, сапожники ждали, когда дощатая дверь мастерской, брякнув пыльным колокольцем, широко распахнется и войдет Арина в белой накрахмаленной косынке, в сарафанчике, в стеклянных бусах, с перекинутыми через плечо мужскими сапогами.
— День добрый, хлопцы-чеботарники! — говорила Арина по-украински певуче и мягко.
— Здравствуй, дивчина захожая, — отвечал старший из сапожников Филат Шатохин.
— Чеботы до ремонту возьмете?
— Возьмем.
И Шатохин принимал от Арины сапоги, разглядывал их, покачивал головой.
— Пообносились.
— Батька говорит, что еще дюже крепкие!
Филат Шатохин улыбался, весело подмигивал Арине и уходил в подвал.
Арина была связной из соседнего подпольного центра на содовом заводе. Разговор насчет батькиных сапог был условным. Он означал, что у них на содовом заводе все в порядке, «дюже крепко», а в сапогах, в промасленной вощенке, лежал шрифт. Шрифт был один и для содового завода и для сапожной мастерской, поэтому его приходилось пересылать друг другу.
В этот день в мастерской долго ждали Арину со старыми чеботами батьки, но она не пришла.
На следующий день Арина тоже не пришла, а явился новый связной, который рассказал, что Арину задержали полицейские.
Случилось это на мосту через Донец.
Полицейские останавливали всех, кто направлялся в город, и обыскивали. Захотели они обыскать и Арину. Тогда она сделала вид, что испугалась, и случайно уронила сапоги в воду.
Полицейские решили достать сапоги, услужить Арине: девушка она была видная, красивая.
Сапоги они достали, но вместе с сапогами достали и шрифт, который, правда, успел из сапог вывалиться.
Арина тут же заявила, что о шрифте не имеет никакого понятия — мало ли что на дне речки валяется?.. Ей про это почем известно!
Арину все-таки задержали и отправили в участок.
На свидание к Арине пришла сестра. Через сестру Арина и передала товарищам, как было дело.
Так что шрифт пропал. И теперь нужно ждать, когда из партийного центра пришлют новый. Арина же от полицейских, возможно, открутится, потому что прямых доказательств ее вины у них нет да и у администрации завода она на хорошем счету.
Филат Шатохин выслушал все это и призадумался. Призадумались и его друзья сапожники. Они понимали, что начальник полиции будет торжествовать победу: шрифт у него, и прокламации исчезнут. Тем более сегодня суббота. И Арину надо поскорее вызволить из участка. А для этого лучше всего, чтобы в городе вновь появились прокламации.