Насколько хватал глаз, повсюду были поля, а на полях — жаркая от солнца пшеница, белая, напитанная нектаром гречиха, малиновые косяки клевера.
Кое-где поля пересекали ряды невысоких зеленых кустиков. Зоя объяснила Тамаре, что это вовсе не кустики, а лесозащитные полосы — молодые деревца: дубки, ясени, акации.
Бригада помещалась возле ветряной мельницы. Рядом с мельницей был устроен брезентовый навес. Под навесом стояли стол, лавки, бачок с питьевой водой, аптечка, на фанерном щите висела стенгазета.
— Ты обожди тут, наши скоро подойдут, — сказала Зоя.
Тамара спрыгнула с воза, а Зоя поехала в поле, к комбайну.
Побродив возле мельницы, Тамара подошла к стенгазете.
Стенгазета называлась «Перчик». В углу листа был нарисован стручок красного перца в виде человечка с веселыми глазами и зеленым хохолком. На плече перчик держал толстую автоматическую ручку и кисточку для рисования.
Были в газете и юмористические картинки и всякие карикатуры.
Вот, например, три рисунка. На первом изображен комбайн, возле него в холодке дремлет комбайнер, а над ним стоит — и кто же? Да тетя Луша стоит! Ну конечно, она — высокая, крепкая и руки уставила в бока так, как она это часто делает.
Под рисунком написано:
«— Ерохин, чего ж ты не косишь?
— Дождь был, и пшеница мокрая».
На второй картинке, с пометкой «На следующий день», — тот же комбайнер, и опять он дремлет, а тетя Луша опять у него спрашивает:
«— Ерохин, чего же ты не косишь?
— А сегодня пшеница уже пересохла».
На третьей картинке почти ничего не нарисовано, только летают по воздуху пух и всякие разноцветные перья. А подпись под рисунком такая:
«Гликерия Матвеевна балакает с Ерохиным».
В самых различных уголках колхоза — на складе или в кузне, в сельпо или в детском саду — повсюду успевала бывать тетя Луша.
И там, где что-нибудь не ладилось, всегда появлялась она, уверенная и спокойная.
Когда председателя колхоза вызывают куда-нибудь на совещание — в МТС или на элеватор, — сколько различных людей перебывает у тети Луши за один только день!
Кто приходит за советом — где лучше сложить удобрение. Кто торопится с жалобой — на базе задерживают горючее, и вот надо «отрегулировать» этот вопрос. Или бухгалтер на семенном пункте не подписывает наряд. А то прибегает счетовод — у него в городском банке какие-то «волокитчики» не оформляют счет.
И смотришь — уже на другое утро к дому подъезжают легкие «бегунки», запряженные парой лошадей, и всем уже в колхозе становится понятно, что тетя Луша отправляется в город или на базу «наводить ясность по всем статьям».
И всегда тетя Луша в хорошем настроении, всегда ласковая, внимательная, и всегда у нее все бывает «отрегулировано», «оформлено», «подписано».
... Тамара все еще разглядывала стенгазету, когда за спиной услыхала знакомый голос:
— Да у нас никак гостья!
Тамара обернулась. Перед ней стоял Онуфрий Куприянович.
— А где Алена? — спросила Тамара.
— Видишь, вон жатки? — Дед махнул рукой в поле.
Тамара присмотрелась и действительно вскоре различила сквозь блеск солнца, как по полю двигались жатки.
— Ну, а возле жаток наши дивчата снопы вяжут. Как жатки сюда подъедут, так и дивчата следом подоспеют.
— А вон там что, самоходный комбайн? — спросила Тамара, показывая на полосатый зонт, который вдалеке медленно полз над стеной пшеницы.
— Да, то комбайн. А откуда ты знаешь, что он самоходный? — поинтересовался дед.
— В кино видела. У них у всех, у самоходных, зонты от солнца сделаны.
— Чудеса! — покрутил дед головой. — Ну и народ, до чего ж все грамотный пошел!
— А управляет им кто? Ерохин?
— Да, Дмитро Ерохин. Передовой хлопец.
— Какой же он передовой, когда «Перчик» про него нарисовал, что он все лежит у комбайна и отдыхает?
— А это он сперва капризничал да раскачивался, пока титка Гликерья малость его не взбодрила.
— А почему здесь комбайна нет? — продолжала расспрашивать Тамара.
— Это где же здесь?
— Ну, где Алена.
— Поле маленькое, да и в придачу холмистое. А комбайну размах нужен, чтобы было где развернуться... Эй, мукомол! — позвал Онуфрий мальчика, который выглянул из мельницы. — А поди-ка сюда, представься.
Тамаре дед шепнул:
— Еще один грамотей вроде тебя.
Мальчик подошел.
— Это вот Тамара из Москвы, — сказал дед.
Мальчик протянул Тамаре руку:
— Гена. Я из Ленинграда.
— Ну вот, — с удовлетворением проговорил Онуфрий Куприянович, — один из Москвы, другой из Ленинграда, а повстречались в колхозе, на селе.