– Я люблю тебя, – проговорил он хрипло.
– Что? – От недосыпания у нее, должно быть, начались галлюцинации. Или она спит и видит сон?
– Неважно. Скажу позже. Иди... – Стив легонько подтолкнул ее вперед. – Я буду ждать тебя...
Полчаса тянулись бесконечно. Стив, верный своему слову, ждал в конце коридора. Наконец скрипнула дверь, и послышались долгожданные шаги: Джейн шла к нему на ватных ногах, устремив невидящий взгляд в пространство.
– Ну?
Джейн смежила усталые веки, не в силах посмотреть в лицо реальности, которой отныне суждено было навсегда перемешаться с бесконечным кошмаром лжи.
– Мне нужно ехать.
– Ехать? Куда? – Голос Стива звучал глухо, словно эхо в пустом туннеле.
– Домой. Мне нужно учить роль...
Черт возьми, как она сыграет Шекспира! Томаса больше нет... Отныне незримый маньяк не станет отвлекать ее от образа, безымянный ужас не парализует голосовых связок! Карьера заменила ей детей, заполнит и зияющую брешь, оставленную Стивом. Такой исступленной, такой честолюбивой, такой несчастной леди Макбет театральные подмостки еще не видели!
– Что там произошло?
Джейн попыталась изобразить подобие улыбки.
– Ровным счетом ничего. Мы поговорили. Все кончено: я больше не казню себя из-за Элизабет. Она сказала, что уже давно ощущала боли в груди, но все списывала на несварение желудка. Что до остального... ну... – Джейн с облегчением прислонилась к стене. И почему это у нее подкашиваются ноги? – Она же тебе все рассказала.
Элизабет действительно обнаружила труп Томаса, заглянув к нему на квартиру по пути к отелю, и, как и догадалась Джейн, в панике убежала.
Бедняжка наивно полагала, что успела рассказать обо всем, перед тем как потерять сознание.
Джейн тактично умолчала о подробностях обнаружения тела, искренне надеясь, что больная об этом никогда не узнает. Горе миссис Стерн отступало на задний план перед чувством глубокого облегчения. Верная себе, Элизабет отчаянно стремилась похоронить прошлое в прошлом.
Джейн никак не могла одобрить такой тактики, однако она слишком устала, чтобы вспоминать тщательно отрепетированные фразы, даже если бы и смогла обрушить поток аргументов на изможденное и надорванное существо, распростертое на больничной койке. Если Элизабет не найдет в себе сил поделиться своим горем с близкими, со временем ей предстоит заплатить страшную цену. Но это произойдет не скоро.
– А как же быть нам? – Стив развернул ее лицом к себе, обрывая поток мучительных размышлений.
– Нам?
Джейн призвала на помощь все свое мужество и рассмеялась серебристым смехом.
– Ох, Стив, зачем настаивать! Не повторяй слова «мы». Это была всего лишь курортная лихорадка... интриги, взаимные подозрения – все это делает жизнь пикантной! Жаль, что все закончилось именно так, но, может, оно и к лучшему, потому что мы вернулись в реальный мир, и ничего общего между нами нет.
– А ну перестань! – потребовал Стив. – Я не для того гнался за тобою через весь океан, чтобы ты дурачила меня своими актерскими штучками! Я же сказал, что люблю тебя. Для тебя это многое значит – я понял по твоему лицу. Прекрати отрицать, черт возьми, очевидное!
– Тебе только кажется, – возразила Джейн, думая о Элизабет, призраком вставшей между ними.
Может быть, со временем та передумает, но что, если нет? Джейн представила, как они со Стивом соединяют свои жизни и она изо дня в день общается с Элизабет и Джералдом, зная, что ходит по лезвию ножа, что одно неосторожное слово из ее уст разобьет счастье приемных родителей Стива. Нет, в любви, как везде и всегда, Джейн требовала: все или ничего.
– Ты же реалист, Стив! – убеждала она. – Мы... мы такие разные. Для счастья нам нужно разное.
– Мне нужна ты, а тебе нужен я! – категорично заявил Стив. – Мы разные, и в то же время схожи. Мы дополняем друг друга, Джейн, мы подходим друг другу, как две половинки единого целого. – Он свирепо сжал кулаки, глядя сверху вниз на нее, застывшую в ледяной неподвижности. – Погляди на меня и скажи, что я тебе безразличен. Убеди меня. Посмотри мне в глаза, черт тебя дери, и скажи, что не любишь меня и никогда не полюбишь.
Джейн скорбно подняла на него изумрудно-зеленые глаза. Почему он вынуждает ее проявить жестокость?
– Я не люблю тебя, Стив, и никогда не полюблю, – объявила Джейн, проклиная его настойчивость.
Он тяжело вздохнул.
– И тебе за это платят? Ох, Джейн, надеюсь, никто не спросит моего мнения о тебе как об актрисе! – Она воздела руки, но Стив перехватил их и поднес к губам. – Мы все сделали наоборот, верно, Джейн? Медовый месяц до свадьбы?
– Стив, ради Бога, ничего не получится! – обреченно простонала она.
– Почему нет?
– Не получится, и все! Моя карьера отнимает все мое время, я люблю переезжать с места на место, люблю развлечения. Тебе это не понравится. Ты такой конформист. Тебе нужны дом, семья... дети... – Джейн провела рукой по лбу. – Ты будешь замечательным отцом, у тебя должна быть целая орава малышей, чтобы забылось одинокое детство... А я не могу подарить тебе даже одного...
– Тогда мы просто будем жить вместе до конца дней своих. – Стив ласково прижался к ней щекой. – Послушай, Джейн, я понимаю, что ты пытаешься сделать, и это с твоей стороны очень великодушно, но ты не можешь защитить меня от моих чувств. Позволь мне принять на себя ответственность. Я все обдумал. За последние двадцать четыре часа я не думал ни о чем другом. Я отлично понимаю, что тебя и тетю связывает что-то, о чем она не желает говорить. Должно быть, что-то из ее прошлого, что-то, чего она стыдится. Учитывая ее возраст и религиозное воспитание, речь наверняка идет об ошибке молодости.
Ты никак не можешь быть ее дочерью, но, вероятно, ты стала связующим звеном между нею и кем-то еще. Нет! – Стив закрыл ей рот ладонью. – Дай мне закончить. Я больше не спрошу тебя ни о чем – никогда не спрошу. Это касается только тебя и Элизабет. Я сказал тебе «люблю» еще до того, как ты вошла в палату! Это знак доверия. Я никогда не усомнюсь в тебе, Дженни. Ты страстная идеалистка, ты преданный и бескорыстный друг. И, поскольку я это знаю, твоего слова мне достаточно. Я люблю тебя за все – за веселость и упрямство, за яростную бескомпромиссность и за сострадательную терпимость...
В темных глазах Стива блеснули слезы. Слезы и еще что-то, что словно по волшебству рассеяло сомнения и усталость Джейн.
– Боль твоего прошлого научила тебя состраданию. Мне хотелось бы исцелить эту боль, но я не в силах. Я могу сделать только то, что ты делаешь для других, – разделить твое горе, потому что для тебя одной бремя слишком велико. Мы пришли к нашей любви каждый со своим горем, но – о, Джейн! – наша любовь вознаградит нас за все! – Стив прижался лбом к ее лбу и настойчиво прошептал: – Ты нужна мне, Джейн. В счастье и в горе, в болезни и в здравии. Если ты любишь меня, поверь мне. Храни свой секрет и знай, что ничего не заставит меня предать нашу любовь. Пожалуйста...
Доверие. Предательство. Джейн отлично знала, которое из этих двух слов относится к Стиву. Он умен, проницателен, мудр и силен, и очень тонко чувствует... Разумеется, она доверяет ему. Он никогда не предаст тех, кого любит, – точно так же, как и она, Джейн. В этом смысле они похожи. Впереди еще много трудностей, но Джейн знала—нет такого секрета, которым она бы не поделилась с любимым, нет такого горя или проблемы, какие она побоялась бы с ним обсудить. Сегодня она промолчит, но однажды – очень скоро! – она поговорит с ним о Элизабет и Томасе и не пропасть возникнет между ними, но новый мост взаимопонимания.
– Самая важная сцена моей жизни сыграна в пустом коридоре, – прошептала она. – Где кордебалет? Где оркестр, где хор? Не умеешь ты делать предложение, Стивен Нортон.
– Это означает «Я верю»? – потребовал он ответа, и в темных глазах вспыхнуло торжество.
Джейн рассмеялась сквозь слезы. Милый, дорогой, ненаглядный, осмотрительный Стив желает расставить все точки над «і».
– О да, это означает «Я верю!». Я люблю тебя, Стивен Нортон. Теперь и навсегда – я верю!