Выбрать главу

Достается ей, бедняге. Но без этого нельзя. В этом смысле надо ее муштровать, то есть приспосабливать к тому строевому темпу, в какой ей через год-два придется включиться.

13.12.61.

День зимний, солнечный, морозный. Окна по-декабрьски разукрашены узорами.

Каталась на санках с горки. Поначалу огорчала и даже возмущала меня. Влезет на невысокую горку, втащит туда салазки и кричит на весь сад:

- Папочка! Папсиночка! Дай ручку!

А сзади - очередь.

Я нарочно ушел подальше, не слушая ее жалобных криков.

И помогло.

Через час уже совсем самостоятельно втаскивала санки, самостоятельно усаживалась в них (правда, в не очень удобной позиции) и самостоятельно скатывалась. Даже другим детям помогала: поднимала кого-то, стряхивала снег.

* * *

Вчера вечером сидит в коридорчике на горшке и поет:

Ах вы, милые, кусачие мои!

Вы хорошие, кусачие мои!..

Мама говорит:

- Ты что поешь?

- Это я маленьких людоедиков укачиваю.

- Нашла кого укачивать! Противные, кусачие! Фу!

- Ах, мама! Это для нас маленькие людоедики нехорошие, а для своей мамы они хорошие.

14.12.61.

Засыпала вчера хорошо - отчасти потому, что много была на воздухе, набегалась, надышалась, отчасти же потому, что был выставлен (мамой) ультиматум: "Быстро уснешь - завтра будем вместе стирать: мама - большое белье, ты - маленькое, кукольное".

Сегодня с утра во власти этой идеи.

15.12.61.

Весь день проторчала дома. Стирала белье. Полоскала, выжимала. Вешала на веревочках сушиться.

* * *

Мороз и сильный ветер. 14 градусов. Солнце. Но что-то безрадостное в этой белоглазой зиме.

16.12.61.

Занимались немецким и арифметикой.

Не перестаю удивляться чуду перевоплощения. Когда мы играем в школу и я наряду с ролью учителя Алексея Ивановича исполняю еще роли всех девочек и мальчиков, учителя Карла Карловича, директора Семена Федоровича и других, Машка по-настоящему, по-зрительски, по-театральному, забывает, что перед ней стоит или сидит папа.

Есть у нас в классе девочка Ира Снегова, новенькая. Девочка туповатая, расхлябанная. Почему-то с первого дня она возненавидела Машу Пантелееву. Читая письменный текст, Машка прочла вместо ежик - ёмсик. С тех пор Ира Снегова не дает ей прохода, на каждом шагу дразнит:

- Ёмсик, ёмсик!!

Маша краснеет, глаза ее наливаются слезами. Если бы ее поддразнивал папа, ни слез, ни румянца на щеках, конечно же, не было бы.

С этой Ирой у нее очень сложные отношения. Она ее все-таки любит. И оправдывает:

- Просто у нее язык все время чешется. А она вообще хорошая, Алексей Иванович...

И еще призналась мне (то есть учителю):

- Мне тоже хочется ее как-нибудь поддразнить, но я терплю.

Спрашивается, для чего я это делаю, то есть прибегаю к такому "натурализму" в изображении детского коллектива? Сознательно делаю, сознательно прибегаю.

Поскольку игра со мной в какой-то мере заменяет Маше (как суррогат, конечно) настоящий коллектив, я стараюсь "рисовать" этот коллектив таким, какой он есть на самом деле, не идеализируя и не лакируя. Тогда при встрече с коллективом настоящим, не игрушечным, может быть, меньше будет разочарования.

Короче говоря, наша игра - это, так сказать, допризывная подготовка.

17.12.61.

За окном декабрьские сумерки. Стоит туман. С крыш течет. Голуби прилепились к стене дома на той стороне улицы.

Машка весь день пролежала, вернее просидела, в постели. Опять делает книжечки. Сочиняет книгу под названием "Аннабелла в стране чудес".

20.12.61.

Солнечный зимний день. Шесть градусов мороза.

Машка хворает. Сидит у себя в постельке, разглядывает картинки в книге Пыляева "Старый Петербург".

21.12.61.

Делала сегодня из тетрадочной бумаги книжечки. Потом делала "журнал". И там - рассказ "Мой папа":

"Когда мой папа был маленький, он был холостой".

* * *

А сейчас сидит и по-нарошному читает:

- Жи-ла бы-ла де-воч-ка Маш-ка...

- Не может быть, - говорит мама. - Так и написано Машка?

- Да.

- Машка?

- Да. Машка.

- Правда?

- Честное слово.

- Маша, - говорит мама, - если человек говорит неправду и скажет честное слово, такому человеку никто после не будет верить.

- Ну, мама! - говорит, снисходительно усмехаясь, Машка. - Я же человек веселый. Могу же я иногда пошутить?

- Значит, соврала?