— Я не делаю это для того, чтобы оправдать чьи-то надежды, — звучит тихий мелодичный голос, задумчивый и грустный, подкрепленный мыслями о скором уходе Лориана. Ирэн думает о том, что это похоже на избавление от ненужных, но тяжелых деталей: судьба любого рыцаря — смерть с мечом в руках. Они провожали его с торжеством, и было ясно — не вернись Старший принц живым с битвы с демоном, никого не собьет с ног неожиданная скорбь. Разве что только притворная.
— Я ни в коем случае не сомневаюсь в этом, мой принц.
В один день ей пришлось сделать странный выбор. Она не питала особого желания прислуживать королевской семье, но это открытие случилось совсем недавно, незадолго до того, как девушка приняла на себя роль камердинера Младшего принца. Эти убеждения надежно хранились при ней, не выданные никому, но однажды Лотрик задал ей вопрос:
— Если я позволю тебе выбрать, служить мне или уйти, куда будешь держать путь?
Ирэн удивилась, но ненадолго, тут же погружаясь в сеть липких сомнений. Она хотела бы покинуть замок, уйти туда, где можно свободно говорить о своих страшных тайнах без угрозы остаться без головы. Верила ли она, что Младший принц должен принести себя в жертву Вечному пламени во имя их спасения? Боготворила как Последнюю Надежду Рода, как мученика? Молилась ли на его одежды, прося даровать их Спасителю силы? Пугала ли Бесконечная Тьма ее настолько, что она бы скормила жадному костру обманутого Избранного, собственных детей?
— Я останусь при вас до тех пор, пока вы не перестанете нуждаться во мне, мой принц.
========== Сладковатый запах гниения ==========
Сила саморазрушения, которой они предались, стала наиболее ощутима в день возвращения Лориана: их принц-рыцарь, нет, Несгибаемый Клинок Лотрика принес в дом Пламя, объект всеобщего вожделения и страха. Оно превратило металл в черный горящий уголь, и жар, исходящий от него, стягивал кожу на застывших лицах. С того самого момента, как в Горниле замерцали первые искры, их мир неторопливо выгорал до горького пепла.
Небеса изливаются с такой пылкостью, что за окном невозможно разглядеть ничего, кроме темных неясных очертаний башен. Почти акт очищения для их запылившихся душ, но никакая вода не способна пробраться так близко к бьющимся сердцам; природа не смеет вмешиваться в то, что не имеет материи и существует вне ее досягаемости. Дождь смывает оседающий на величественные стены пепел, но какой в этом смысл, если от него все равно никуда не деться? Гобелены такие тусклые и грязные, что на них невозможно смотреть без тоски. Одения Ирэн не выглядят лучше, но это вызывает ощущение, что она сейчас на своем месте: пусть ничего из этого не согревает ее приятными воспоминаниями, желания и мечты — это путь живых.
Тишина нарушается неторопливыми шагами и шуршанием мокрой одежды; оборачиваясь с неохотой, Ирэн замечает приближающуюся знакомую фигуру и не может припомнить, когда видела этого человека в последний раз. Саливан улыбчив по своему обыкновению, и постаревший облик ничуть не лишает его былой харизмы, но, надо признать, чего-то вернуть уже нельзя. Хотя бы то, что он пришел не один, а в сопровождении двух иритилльских рыцарей, подтверждает его резко взметнувшийся ввысь статус.
— Добрый день, леди Ирэн.
— Приветствую вас, понтифик, — склоняет голову камердинер Младшего принца, и Саливан удовлетворённо улыбается. Корона идёт его всегда уверенному лицу, а мантия ученого, несмотря на увечья от дождя, чиста и ухожена; рыцари-женщины затравлено спокойны и неподвижны, и от них веет настоящим морозом, словно в молочной белизне кожи таился снег Холодной Долины.
— Погода сегодня в дурном расположении духа, не находите? — подмечает учёный, без интереса заглядывая в то окно, в которое до этого смотрела Ирэн. Камердинер чувствует отчётливый запах гари, и взгляд ее опускается к опаленным, обвязанным бинтами рукам понтифика. — Могу ли я поинтересоваться, не слишком ли занят наш принц?
— К сожалению, ему сейчас не здоровится. Он не сможет принять вас сегодня.
— Вот как, — тихо произносит учёный, лукаво обнажая зубы. Все знают, что принцу нездоровится всегда, потому что он уже родился с пожизненным клеймом болезни. Однако Ирэн не врет: случались моменты, когда Лотрик не мог встать с постели несколько дней. — Тогда почему вы коротаете время здесь, миледи? Разве вы не должны быть с ним?
— Мне не позволено нарушать покой моего принца, понтифик, — отвечает камердинер сдержанно, чувствуя себя немного пристыженной. — Особенно в такие дни.
— Он сам поставил запрет или вы так решили из-за своих сомнений, что сможете ему чем-то помочь? — спрашивает Саливан, ловя удивленный взгляд травянистых глаз и вновь удовлетворённо улыбаясь. — Впрочем, я прибыл сюда совсем не для того, чтобы тревожить нашего Повелителя, но кое-что вы обязаны ему передать, — он протягивает камердинеру свиток, который все время держал в руках. — Прошу.
Ирэн принимает его неуверенно и, попрощавшись, смотрит вслед уходящему понтифику и его рыцарям. Ее терзает чувство вины, ведь девушка ни разу не подумала о том, что в ней кто-то может нуждаться, в маленькой нежити, которая уже давным-давно примирилась с бесполезностью своего дальнейшего существования.