Когда наступило субботнее утро, я на полном серьезе считала гонку лучшим событием этой недели.
Позже я обнаружила себя сидящей в круглой комнате бутика с зеркальными стенами. Это была очень яркая комната — свет отражался от стекол, в воздухе витал сладкий запах парфюма, а по обеим сторонам входа в примерочную стояли огромные вазы с пыльно-розовыми гортензиями.
Безупречно стильная сотрудница бутика по имени Келли подала мне бокал шампанского, и Хейли сказала:
— О. Ну ладно. Но только один. Чтобы отпраздновать.
Я сидела в футе от Элоизы на серебристой бархатной кушетке. С тех пор как мы прибыли на Ньюбери-стрит, у нас получалось лишь вежливо разговаривать.
— Дамы, я думаю, это может быть то самое платье, — сказала, появившись из примерочной, Келли.
Хейли медленно выскользнула следом, и я почувствовала, что Элоиза замерла.
Платье было обтягивающим. Оно обнимало фигуру Хейли до самых лодыжек, после чего переходило в шлейф. Атлас цвета слоновой кости был дополнен мерцающим кружевом. Оно было без рукавов, с фестончатыми кружевными лямками и скромным вырезом на груди. Но когда Хейли повернулась, чтобы подняться на платформу и посмотреться в зеркало, я увидела, что ее спина совершенно открыта, а кружево соединяется рядом перламутровых пуговок от талии до ягодиц.
Платье было классическим и вместе с тем сексуальным.
Она выглядела потрясающе.
Я смотрела, как горят глаза Хейли, пока она разглядывала свое отражение и поворачивалась, чтобы увидеть себя со всех сторон.
В кои-то веки она потеряла дар речи.
Смотря на нее и видя, как она счастлива, я ощутила странную смесь обиды и надежды. Я все еще злилась на Хейли за то, что она с корнем вырвала меня из прошлой жизни, за то, что привела в семью, члены которой с той же силой, что и я, охраняли себя, делая невозможным по-настоящему узнать их или понять их мотивы. Я негодовала из-за того, что она ставила свое счастье выше моего. Однако же я день ото дня все чаще задумывалась, какой станет жизнь, если ее отношения с Тео станут настоящими и постоянными. Я хотела верить, что Хейли в состоянии повзрослеть, остаться с кем-то одним и, возможно, когда-нибудь, в очень далеком будущем, заслужить мое доверие.
В Арройо Гранде я ощущала себя в безопасности и не нуждалась в том, чтобы Хейли обеспечивала мне защиту и стабильность. Однако здесь все стало ровно наоборот. И чтобы я могла получить от нее эту защиту, Хейли должна была быть счастлива.
И потому я снова обиделась на нее. Обида, надежда, обида…
Порочный замкнутый круг.
— Хейли, оно идеальное, — произнесла Элоиза. Выражение ее лица было мягким, а тон — самым теплым, что я когда-либо слышала от нее.
Она почувствовала, что я смотрю на нее, и подняла бровь.
В ответ на ее невысказанный вопрос я пожала плечами.
Видимо, поняв, о чем я промолчала, Элоиза вздохнула.
— Я хочу, чтобы мой отец был счастлив, — прошептала она. — Хейли делает его счастливым. А в этом платье сделает его еще счастливее. Это единственное, что имеет значение.
Я — уже не впервые — поймала себя на том, что завидую Элоизе. Она так любила своего отца.
Каково это, когда хочешь, чтобы твои родители были счастливы, а не обижаешься на них за это?
В какого человека превратили меня мои родители?
Я посмотрела на Хейли с болью в груди.
Наши глаза встретились в зеркале, и я увидела в ее взгляде что-то похожее на отчаяние. Но чего она так отчаянно желала? Моей любви? Одобрения? Доверия? Она действительно хотела этого? Не было ли это всего лишь чувством вины и стыда?
— А ты что думаешь, Индия? — сказала Хейли, умоляюще глядя на меня своими темными глазами.
И я впервые с тех пор, как мы воссоединились пять лет назад, дала ей то, чего она хотела.
— По-моему, Элоиза права. Оно идеально. Ты прекрасна.
Все ее лицо засветилось.
— Ты правда так думаешь?
Внезапно у меня защипало в глазах, и мне непреодолимо захотелось заплакать.
— Да. — Я быстро кивнула и отвела взгляд.
Сотрудница бутика шагнула вперед, чтобы поговорить с Хейли о платье, и я пошла в туалет, успев услышать что-то о Carolina Herrera и десяти тысячах долларов. Скрывшись в дамской комнате, я поторопилась к раковине. Мою грудь сдавило, а кожа горела. Плеснув в лицо холодной водой, я шокированно уставилась на свое отражение. Из зеркала на меня смотрело загнанное животное.