— Составь мне компанию, — сказал он, потягивая капучино и придвигая к себе стул, убежденный, что я на него немедленно запрыгну.
Дэвин проводил много времени в спортзале, моделируя силуэт своего загорелого тела. Он знал, что может вызвать привыкание похуже, чем сахар. Я видела его в кампусе, раздутым от высокомерия и мускулов. Мне было немного противно при мысли о том, что я стала тем типом женщины, которая сильно возбуждается от кого-то вроде него и больше ни о чём не заботится.
Но всё изменилось, когда Дэвин сломал мне нос.
Это случилось в День святого Валентина. Господи, от такой иронии можно рассмеяться и описаться; воображаемая вечеринка любви и шоколада, увенчанная резким ударом, раскалывающим моё лицо напополам. Я даже не помню почему. Мы поссорились в машине из-за какой-то чуши, о которой многие пары, столкнувшись, сразу забывают навсегда.
— Твою мать, — всхлипнул он, когда я в шоке схватилась за лицо дрожащими руками, чувствуя, как между пальцами капает кровь, — Сэйлор, я чудовище. Не могу поверить, что сделал с тобой такое. Я отвезу тебя в полицейский участок, детка. Ты должна подать на меня рапорт. О, дорогая. Сладкая Сэй. Я заслуживаю того, чтобы попасть в тюрьму за то, что сделал с тобой.
Сквозь боль я только покачала головой. Если и было что-то похуже фрикадельки, в которую он превратил мой нос, так это рассказывать об этом в комнате полной людей. Кроме того, я прекрасно знала — Дэвин не позволит мне выдвинуть против него обвинения.
— Нет. Но ты, чёрт возьми, никогда больше так со мной не поступишь, Дэвин. На этот раз я говорю серьёзно.
Он начал плакать.
— Нет, чёрт возьми, никогда. Сэйлор, я люблю тебя. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
Машина остановилась на следующем светофоре. Дэвин потянулся и запустил руку мне под юбку, поглаживая между ног. Я не стала его останавливать, но отвернулась и уставилась в окно. Ещё не совсем стемнело, и из остановившегося рядом с нами «Импала» на моё, истекающее кровью лицо, с любопытством уставились четыре мужика. Они выглядели как сброд, покрытые татуировками бандиты, похожие на насильников. Интересно, а своих женщин они тоже бьют?
На деньги его отца мы жили в роскошном жилом комплексе на берегу моря, и как только туда приехали, Дэвин полностью погрузился в образ любящего парня. Он меня вымыл, помог надеть халат, а потом заставил почувствовать твёрдость его члена. И я опять позволила этому случиться, проклиная предательство своего тела — позволила уложить меня на кровать и раздвинула ноги, пока он раскатывал презерватив. Ничего не чувствуя, я наблюдала, как искажается от разных гримас его лицо во время оргазма. К концу, моё сердце начало ожесточаться. И когда Дэвин наконец вышел из меня, я была ему благодарна.
На следующий день в ослепительном свете зеркала в ванной я трезво оценила синяк под глазом. Я разглядывала, стиснув кулаки. Пары ссорятся постоянно. Я вспомнила о бурных сценах между моими родителями. Слышать подобную череду словесных ударов на самом деле невыносимо. И я не удивилась, когда они расстались. Но я никогда не слышала звуков ударов кулаков по плоти. И на следующий день не появлялись синяки.
Мои глаза сузились от отвращения, пока рассматривала собственное отражение. Как, чёрт возьми, я могла позволить такому случиться и по-прежнему каждый день смотреть на себя в зеркало?
— Упала со скейта, — с нелепым смехом объясняла каждому, кто спрашивал. — Катилась на полной скорости по парковке после четырех шотов водки. — Затем я громко хохотала. И звук этого смеха даже мне самой казался отвратительным. Тогда тот, кто спрашивал меня, улыбался с вежливым сомнением и уходил.
Правда была слишком унизительной. Меня больше беспокоило то, что эти синяки говорили обо мне, чем то, что они говорили о Дэвине. О происходящем знал только Брейден, мой кузен и лучший друг на всю жизнь, но он жил в трёхстах милях от нас в Аризоне. Он неоднократно угрожал, что сядет в машину, чтобы встретиться с Дэвином, но это звучало как катастрофа ядерного уровня. Дэвин тренировался каждый день, чтобы стать сильнее. Брейден, напротив, не дрался с тех пор, как один из братьев Джентри избил его на школьной площадке. Я умоляла кузена не приезжать.
— Сэйлор, — умолял он, и я слышала в его голосе страх, покорность, отвращение.
Я не могла его винить. Сэйлор МакКенн никого не разочаровывала больше, чем саму Сэйлор МакКенн. Я заставила Брейдена поклясться, что он ничего не расскажет моим родителям. Они ничего не знали. Оба оставались в разводе и продолжали жить в Эмблеме, работая в тюрьме.
— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал кузен и положил трубку, прежде чем я успела ответить.