«Это нарушение правил гостеприимства!» – кричал председатель ростовского либерального банкета, не позволяя прочитать резолюцию рабочих, ждавших решения ее судьбы на холоде. «Ведь они же на улице, – волновался г. либерал, – пусть собираются где хотят!» Он знал, что ростовские рабочие умеют собираться, что за место для своих собраний они платят не рублями, а кровью.
«Долой отсюда! вон, вон, вон!» – встретили одесские либералы речь одесского пролетария. «Довольно! Довольно!» – прерывали они его на каждом шагу.
При таких торжественных условиях происходило сближение интеллигенции с народом.
Каким гневом должно было наполниться сердце революционера-рабочего, какой горячей волной должна была прилить кровь к его голове, как судорожно должны были сжаться его кулаки, когда он предстал, как вестник революции, пред этим образованным и от самовлюбленности пьяным обществом, чтобы напомнить либералам об их либеральных обязанностях, чтобы поставить демократов пред лицом их демократической совести, и когда в ответ на первые, еще неуверенные звуки его голоса – он не привык, господа, к обстановке парадных обедов! – раздалось из глубины либеральных потрохов: «Долой его! Молчать! Ату его!» – «Граждане! именем пролетариата, собравшегося у стен этого здания…» – «Вон, вон, вон! Замолчать! Ату его!»…
«Освобождение» предвидит появление рабочих на земских собраниях, и, порицая рабочих за их поведение в Харькове и Екатеринодаре, требуя от них соблюдения порядка собрания и прав председателя, «демократический» орган, с своей стороны, обещает: «Позволительно думать, что земские люди не отнесутся ни враждебно, ни даже невнимательно ко всем заявлениям, которые будут предъявлены к земским собраниям, без нарушения прав и порядка последних»{13}.
Слышите, пролетарии, ни враждебно, ни даже невнимательно! Вам «позволительно думать», что, если вы будете вести себя чинно, господа земские дворяне не отнесутся к вашим заявлениям ни враждебно, ни даже – слышите: даже – невнимательно!
Я боюсь, товарищи, что вы ответите господам ходатаям за вас пред земскими дворянами, что вы не нуждаетесь в милостыне либерального внимания, что вы являетесь не с тем, чтобы просить, а с тем, чтобы требовать и призывать к ответу, – и когда к предъявленным вами народным требованиям относятся враждебно или невнимательно, у вас остается еще обязанность: обличить пред народом. И эту обязанность вы выполните через голову председателя и всего собрания, со всеми его правами!
Когда немецкие рабочие, еще не имевшие своей самостоятельной партии и поддерживавшие либеральную буржуазию, обратились в 1862 г. к либеральным вождям с требованиями: во-первых, ввести в программу всеобщее избирательное право и, во-вторых, изменить порядок уплаты членских взносов так, чтобы облегчить рабочим доступ в партийную организацию либералов (Nationalverein), последние отнеслись к их требованиям довольно «внимательно», но крайне враждебно: в первом требовании отказали наголо, а в ответ на второе разъяснили, что «рабочие могут считать себя прирожденными членами либеральной партии» – и следовательно? и следовательно… могут оставаться за порогом ее организации.
Либералы считают, что прирожденное право рабочих – драться на баррикадах, отдавать свою жизнь за дело свободы, но только не нарушать своим появлением спокойствия либеральных организаций, собраний и банкетов!..
Наш пролетариат, к счастью для себя и для дела свободы, не должен, в качестве просителя, стучаться под окнами либеральной партии. У него есть своя партия. Судьба его требований не зависит от того, найдут ли они место в программе буржуазной оппозиции.
Но это не значит, что русскому пролетариату нет дела до того, что говорят либералы в земствах и думах, огражденных от массы сословно-имущественным цензом, и на либеральных банкетах, огражденных от массы четырехрублевыми обедами.
Не ходатайствовать пред либералами, не просить заступничества приходят и будут приходить пролетарии на либеральные собрания, но с целью противопоставить свою революционную программу действий либеральной бесхарактерности, прикрытой многословием, с целью призвать к революции те кадры демократии, которые пока еще находятся под либеральным обаянием… И не просителей встречают гг. либералы криками «долой!», не от нищенствующих ограждают они себя входными билетами, – нет! несостоятельные должники дела свободы и демократии, они малодушно уклоняются от строгого взыскания, они боятся обличений того самого народа, который они так любят – на большом расстоянии, которому они так горячо сочувствуют, когда он умирает на бакинских мостовых.
Пролетарии еще не раз появятся на собраниях «общества» и поставят либералам в упор убийственный для них вопрос: что же дальше?
Земцы подали прошение о конституции. Их прошение было найдено не заслуживающим уважения. Московское земство заявило, что оно взволновано, и прекратило свои заседания. Черниговские и смоленские земцы просто разъехались по домам. Симферопольская дума отложила свои заседания, не рассмотрев бюджета. Такое самоупразднение – вполне уместный акт, если б к нему прибегли все земства и думы, выставив принципиальную мотивировку своей стачки. Но и тогда оставался бы во всей своей силе вопрос: что же дальше?
В своих резолюциях земцы «выражали надежду». Надежда оказалась утопической. В свою очередь освобожденческие quasi-демократы в последние два года то и дело «выражали надежду» на земцев. Их надежда на земцев оказалась обманутой вместе с надеждой земцев на самодержавие.
Что же дальше? Ответ может быть один: апелляция к массе, то есть к революции. Но к массе можно идти только с демократической программой. И если раньше мы старались показать, что наша демократия может быть только революционной, то здесь нужно добавить, что переход к революционной тактике мыслим только на почве демократической программы.
Вне революции нет путей для решения вопроса политической свободы. Это должны понять даже глухонемые слепцы в результате последнего периода правительственных обещаний, земских совещаний, либеральных банкетов и царского указа.
К свободе путь лежит через революцию, к революции через демократическую программу.
К интеллигентной «демократии», – демократией мы называем ее в счет ее будущего, – плетущейся за земцами, пролетариат должен обратиться со словами, которые Уланд[55] сказал некогда вюртембергскому ландтагу:
Und konnt ihr nicht das Ziel erstreben, So tretet in das Volk zuruck!..
(Если не можете добиться цели, Вернитесь обратно к народу).
Л. Троцкий. ПРОЛЕТАРИАТ И РЕВОЛЮЦИЯ
Но пролетариат должен не только звать к революции, прежде всего он должен сам идти к революции.
Идти к революции не значит непременно снаряжаться к назначенному на определенный день вооруженному восстанию. Для революции нельзя назначить день и час, как для демонстрации. Народ никогда еще не делал революций по команде.
Но что можно делать, так это ввиду неизбежно надвигающейся катастрофы выбирать наиболее удобные позиции, вооружать и вдохновлять массы революционным лозунгом, выводить единовременно на поле действия все резервы, упражнять их в боевом искусстве, держать их все время под ружьем, – и в подходящую минуту ударить по всей линии тревогу.
Значит это только упражнение собственных сил, а не решительное столкновение с силами врага, – только маневры, а не уличная революция?
Да, только маневры. Но от военных маневров они отличаются тем, что во всякое время, и совершенно независимо от нашей воли, могут превратиться в действительное сражение, решающее весь исход многолетней кампании. Не только могут превратиться, но и должны превратиться. За это ручается острый характер переживаемого политического периода, скрывающего в своих недрах массы революционного материала.
55
Уланд – знаменитый немецкий поэт, историк литературы и вюртембергский политический деятель (1787 – 1862). После революции 1848 г. был выбран во франкфуртский парламент, где явился членом левой, определенным сторонником велико-германской партии (стоявшей за включение Австрии в будущую объединенную Германию) и демократом. – Цитируемое в тексте стихотворение написано в 1817 г. (Den Landstanden zum Christophstag 1817 г.). Первая строчка приведена не вполне точно, – у Уланда сказано: Und kann es nicht sein Ziel erstreben, и т. д. (Если же оно – т.-е. ваше последнее, решительное слово – не сможет добиться цели, и т. д.).