Интеллигенция мобилизовала общественное мнение своего узкого круга с удивительной быстротой. Она воспользовалась юбилейными собраниями по поводу сорокалетия судебных уставов, чтобы формулировать свою мысль. Конституционные резолюции были приняты в двадцатых числах ноября на собраниях адвокатов в Москве (300 чел.) и в Петербурге (400 ч.), затем на торжественных банкетах в Петербурге (650 ч.), в Москве (столько же), Киеве (850 ч.), Одессе (500 ч.), Саратове (до 1.500 ч.), Курске, Владимире, Воронеже, Ярославле, Тамбове, Смоленске, Нижнем-Новгороде и т. д.*. Состав собраний был почти исключительно интеллигентский: журналисты, профессора, педагоги, врачи, адвокаты... /* "Право", 1904 г., N 48./
Резолюции, принятые на этих собраниях, сводятся, по формулировке "Права", к следующему: "...при бюрократическом режиме, какой господствует в стране, самые элементарные условия правильного гражданского общежития не могут быть осуществлены, и всякие частные поправки в нынешнем строе государственных учреждений не достигают цели; для нормального развития народной жизни в настоящий момент безусловно необходимо, чтобы всем гражданам были обеспечены в качестве неотъемлемых прав: личная неприкосновенность, свобода совести, слова, печати, собраний и союзов; необходима отмена сословных, национальных и вероисповедных ограничений и действительное равенство всех перед законом; привлечение к выработке законов и установлению налогов свободно выбранных от всего народа представителей; гарантия ответственности министров перед народными представителями и подзаконность всех действий и распоряжений административной власти, что может быть достигнуто реорганизацией государственного строя на конституционных началах; необходим немедленный созыв Учредительного Собрания свободно выбранных представителей, а также полная и безусловная амнистия по всем политическим и религиозным преступлениям"*. /* Там же./
Здесь, в этой сборной резолюции, которая произносит уже имя конституции, не вошедшее в постановления земского съезда, но рабски держится последних в определениях нового строя; которая упоминает уже об Учредительном Собрании, отождествляя его, однако, с "свободно выбранными представителями" земской программы, и, подобно этой последней, не касается вопроса об избирательном праве, - в этой компромиссной резолюции, характеризующей первый момент пробуждения интеллигенции, мы видим общее всей "демократии" стремление наскоро связать более определенные и радикальные лозунги, врезавшиеся в интеллигенцию снизу, с осторожными конституционными обиняками, почтительно перенятыми ею сверху, и показать власти, что все общество, как один человек, хочет одного и того же. В соответствии с поставленной себе задачей: выполнить роль народа при земском выступлении, демократия проявила высший "такт" или способность к предательству - это зависит от точки зрения - и в целом ряде статей и резолюций не поднимала обойденного земцами колючего вопроса о прекращении войны.
Однако, эта предопределенная гармония интеллигенции с земцами не могла без конца сохраняться. На банкетах все чаще и чаще выступают беспокойные, угловатые, нетерпимые и подчас "нестерпимые" радикальные фигуры то революционного интеллигента, то рабочего, резко обличают земцев и требуют от интеллигенции ясности в лозунгах и определенности в тактике. На них машут руками, их умиротворяют, их бранят, им затыкают рот, их ублажают и охаживают, наконец - их выгоняют, но радикалы делают свое дело. Они требуют и грозят именем пролетариата. Это имя пока еще представляется интеллигенции стилистическим оборотом, тем более, что сам пролетариат приобщился к ноябрьско-декабрьской кампании лишь в лице самого тонкого слоя, и "настоящие рабочие", появление которых на банкетах рождало смешанные чувства враждебного опасения и любопытства, исчислялись в этот период единицами или десятками. Однако, и этого было уже достаточно, чтобы заставить кое-где интеллигенцию позаботиться больше об определенности своих заявлений, чем об их созвучности с земскими "пунктами".
Если петербургское врачебное общество пользуется еще случаем с доктором Забусовым*83, чтобы заявить 8 января о своей полной солидарности с "большинством съезда земских деятелей 6-9 ноября", то смоленское медицинское общество присоединяется к заключениям земского совещания уже с добавлением, что коренным условием всех и всяких реформ является "осуществление принципа управления страной (а не участия в управлении. Л. Т.) свободно избранными представителями всего населения", а курское врачебное общество уже оговаривает, что избрание народных представителей должно быть произведено "на основе всеобщего, прямого и равного для всех избирательного права".
Если декабрьский съезд российских хирургов в Москве говорит еще крайне глухо о "твердом правопорядке, обеспечивающем неприкосновенность личности, свободу слова и печати"; если записка сценических деятелей о "нуждах русского театра" обще высказывается, что "театр может получить столь чаемую им свободу лишь при условии общего закономерного строя", и ищет при этом опоры в том обстоятельстве, что "государственное значение театра было признано и в суждении высочайше утвержденной комиссии по пересмотру театрального законодательства"; если известная записка о "нуждах просвещения", возникшая в начале января, присоединяется к объединившей все "русское общество" мысли, настойчиво выраженной в резолюциях съезда земских деятелей, в постановлениях московской городской думы, московского, калужского и др. земских собраний, в заявлениях общественных учреждений, ученых коллегий и общественных групп, и требует "привлечения свободно избранных представителей всего народа...", то киевский съезд криминалистов, заседавший 3 и 4 января, уже гораздо более решительным тоном заявляет, что необходимые стране реформы "не могут быть осуществлены бюрократией, неспособной к творческому обновлению русской жизни, но лишь представителями народа, свободно избранными на началах всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голосов". Эта резолюция была проведена лишь в результате борьбы против более умеренной части собрания, пытавшейся исключить вопрос о формах избирательного права и приблизить резолюцию к земской. Проф. Фойницкий*84 уверял, что "такая резолюция даст больше добрых результатов, чем если мы оставим слова, которые могут раздражить", а знакомый нам уже проф. Гредескул* произнес при этом поистине классическую фразу: "когда мы совершаем деловой акт, долженствующий повлиять на жизнь нашей страны, мы должны несколько охладиться". Проф. Гредескул, очевидно, того мнения, что "горячиться" в пользу всеобщего избирательного права допустимо лишь в том случае, если заранее знаешь, что это все равно останется без всякого влияния "на жизнь нашей страны". /* См. "До 9 января"./
Этот же съезд высказался против смертной казни, причем г. Маргулиес*85, автор резолюции, воскликнул при "громе аплодисментов": "У нас смертная казнь применяется к тем, кого казнящие считают тяжкими преступниками, а мы и весь народ - героями и мучениками за правду и благо народное".
"33 гражданина г. Севска, Орловской губ.", пробужденные капитуляцией Порт-Артура, заявляют за собственными подписями, что только "представители народа, выбранные всеми без различия званий, состояний и сословий посредством всеобщего и равного избрания, укажут Верховной власти, что нужно стране и как удовлетворить нужды народа".
Эти 33 севских гражданина приветствуют "из захолустного угла глубины России" членов частного земского совещания 6-8 ноября и выражают надежду, что слабый севский голос, будучи услышан в других таких же темных углах отечества, вызовет и там сочувственный отклик. Увы! благим ожиданиям 33 севских граждан не довелось сбыться. 31 декабря они приняли свое постановление и отправили его "Нашей Жизни", но там оно было арестовано при обыске редакции после январских дней и только в мае увидело свет. Севские граждане могут, однако, утешиться: январские события, в которых утонуло их постановление, таким могучим голосом высказали те нужды и боли, о которых несмело стонали севские и иные граждане, что голос этот, как удар набата, был услышан во всех "темных углах нашего отечества"...
В процессе этой банкетной и резолюционной кампании создается естественная иллюзия: интеллигенции ее собственные речи кажутся столь убедительными, что она ждет немедленной капитуляции врага. Некоторые органы печати так именно и ставили вопрос. Мы высказались решительно, ясно и отчетливо. Правительство слышало мнение страны. Оно отныне не может отговариваться незнанием. Мы верим в добрые намерения правительства - и ждем. Мы нетерпеливо ждем! - повторяла пресса изо дня в день.