И, если уж на то пошло, не о себе надо думать, – о собаке. Даже трёх вылазок в открытый мир по четверти часа для любого сильного пса – мизер и издевательство. Да, да! Заточить овчарку, водолаза или сеттера в городскую квартиру-камеру – преступление против природы, насилие над животным, нарушение его естественных земных прав. Вот так, Фирсик. Поэтому мы с тобой не заведём даже добродушную дворняжку, хотя и очень хочется. Мы ж с тобой не инквизиторы, не фашисты, не красно-коричневые изверги, в самом деле, не скоты бесчувственные. Мы с тобой, Фирс Иваныч, – настоящие собаколюбы и псинофилы. Да?
– Мр-р-р! Мр-р-р! Мр-р-р!..
Фирс всеми четырьмя лапами – за.
С Полиной Яковлевной познакомились мы случайно, по воле водопроводного рока.
Есть такой. Взыграет от скуки, шутканёт и – превратит в одночасье жизнь вашу, ваше повседневное бытие в сырой кошмар и мокрую пытку. Ладно ещё, если свищ в горячей трубе проклюнется, и гейзер кипятковый зашипит мощно в ванной, а то и в комнате. Или – чёрт уж с ним! – стык в радиаторе отопления закапает-заструится горячими слезами. Это – не по вашей вине. Совесть человеческая и соседская ваша чиста, как носовой платок гимназистки.
Со мной же случился самый паскудный из сантехнических вывертов. В середине дня в городе нашем по решению мэрии, в целях чрезМЭРной экономии, отключают воду. И вот как-то, потревожив по забывчивости пустой кран, я по склерозности же забыл барашек крутануть обратно. И – ушёл. Вернулся я не скоро (гулял-прогуливался по Набережной) и…
У двери своей квартиры я застал взволнованную особу в махровом купальном халате. Она одной рукой давила-жала на звонок, а маленький кулачок второй разбивала яростно о дерматин моей двери. И при этом интеллигентно вскрикивала вполголоса:
– Эй! Ну, кто-нибудь! Эй, откройте же!..
Дверь пропускала сквозь себя парок, словно служила прикрытием в большую коммунальную баню.
Первая мысль моя – Фирсик! Моего пушистого шустряка я, увы, ограничивал в свободе, уходя из дому, – оставлял ему во владения лишь ванную и коридорчик. Сейчас явственно слышался из-за двери дикий нечеловеческий вопль – кошачий.
– Минутку, мадам!
Я схватил довольно бесцеремонно Полину Яковлевну (еще не зная тогда, что это Полина Яковлевна) за покатые плечи, переставил в сторону. Она залепетала что-то вроде:
– Вы? Вы – хозяин? Ой, что же вы делаете!..
Я быстро и молча заскрежетал замками, кое-как справился со всеми тремя и распахнул дверь. Через порожек плеснула клубящаяся вода. Раздался мяучий взвыв-стон, и мой обезумевший Фирс с обувной полки шуганул через всю прихожую на порог. И тут же, уже в полёте, узрев чужого человека (а чужих он терпеть не мог и трусил), котяра мой мокро-медовый задавленно хрюкнул, отпружинил от пола и взлетел ко мне на шею. Я перехватил его, скрутил, зажал под левой мышкой, бросился вместе с ним по горячему озеру в ванную и перекрыл-заткнул наконец дымящийся водопад. Потом сел на край ванны, задрал мокрые туфли на унитаз, приладил Фирсика на коленях и перевёл немного дух. Размеры катастрофы представлялись мне уже вполне.
Послышались шаги-шлепки, и в ванную-парную заглянула «мадам».
– Ужас! Кошмар! Ну, как же можно кран не закрывать? У вас-то хоть пол, а у меня и стены, и потолки – на кухне, в ванной, в прихожей… А я ремонт только-только закончила – трёх строителей нанимала. Сколько денег истратила!
Она вдруг заплакала буквально навзрыд, закрыв лицо перламутровым маникюром. Из-за розовой полы халата выглядывала розовая же, в ямочках, коленка. Да и лицо моей нижней соседки по стояку я уже успел рассмотреть: ничего, симпатичная – крашеная блондинка со светло-карими глазами. Глаза у неё были Фирсикового цвета – медовые.
Но ему-то, Фирсу Иванычу, чувствовалось, соседка как раз не по душе пришлась. Он – уже упоминалось об этом – чужих людей терпеть не мог, а женщин почему-то и на нюх не выносил. Он даже бывшую супружницу мою, когда она заскакивает порой за какой-нибудь юбкой или сумочкой, перестал узнавать и, с прищуром фыркая, исчезает моментально в своей цитадели-ванной, лишь только та появляется на пороге. А в Полине Яковлевне Фирсик сразу унюхал к тому же и самый невыносимый для него человеческий тип – собаковладельца. Да, как выяснилось пятью минутами позже, в квартире под нами помимо субтильной комнатной хозяйки обитало довольно рослое дворовое существо чёрной с подпалинами окраски, с беспрерывно мотающимся от хронического добродушия хвостом и совершенно дикой кличкой – Принтер. «Гм, – удивился я про себя, – редкость в наше время – дворняжка в доме».