За вторым мостом я свернул налево, на старую объездную дорогу, и помчал по-над правым берегом реки, обвиливая рытвины, по раздолбанному асфальту дачного посёлка. Когда я езжу один, без жены с её медлительно-дамским драндулетом, я выжимаю из «Аиста» приличную скорость. Да так и приятнее – хоть чуток обвевает вспотевшие чресла, лицо и грудь.
На въезде в лес – а он начинается сразу за крайним огородом посёлка – я ритуально вскидываю правый кулак, приветствую:
– Здравствуй, Лес!
Лес охотно откликается соловьиными трелями. Этих гениальных звонких птах в данной пуще, такое впечатление, – целая концертная бригада. А сам этот пригородный лес удивительно густ, чащобен, дик, действительно – пуща пущей. Я с удвоенной энергией подналёг на педали, слушая соловьёв и сам насвистывая-прищёлкивая под нос не хуже лесного Карузо. То и дело меня обгоняли легковушки, микроавтобусы, грузовики. Я же порой обгонял лишь каких-нибудь заржавленных дядек и тетёх, влачившихся со скрипом на своих грязных велоклячах. Вот кого не понимаю и терпеть не могу – экономщиков смазочного масла. Чтоб у них у самих так суставы скрипели!
Дорога петляет то прямо сквозь чащу, то выныривает-вырывается на простор прибрежной прогалины И вот на очередном светлом участке я и увидал бордово-красный «жигуль», приткнувшийся на обочине. Невдалеке, у кромки леса, кряжистый человек в яловых сапогах, штанах-галифе и рубахе навыпуск цвета хаки деловито орудовал топором. Он обдирал ветки с молодой, ещё стоящей на корнях осинки.
Я невольно тормознул. Первая мысль: ведь меня только что обогнали пять-шесть машин – почему же он так открыто браконьерствует? Я углядел через стекло «Жигулей»: на заднем сидении наискосок лежит уже целый пук берёзовых и осиновых обрубков. Делавар в галифе, видно, заготовлял подпорки помидорные.
– Эй! – как можно строже окликнул я. – Что же вы делаете?!
Солдафон обернулся: бритый, красномордый, две громадные, с фасолину, бородавки над правой бровью и под носом; глазки свиные, буравчатые. Явно – отставной майор или прапор-самодур, повидал я таких в армии.
Мимо промчались один за другим три авто. Мужик смерил меня пренебрежительным взглядом от очочков до сандалет вместе с моим «лисапедом», сплюнул-цыкнул сквозь зуб.
– Езжай-ка, парень, дальше от греха, не мешай тут!
Он отворотился, присел на корточки, взялся подрубать ободранное деревце. Он меня буквально за муху, за козявку держал! Сердце у меня забухало, подскочило к горлу. Я перекинул ногу через седло, слез с велосипеда, твёрдо скомандовал:
– А я сказал – прекратить! И – немедленно!
Лось этот обернулся через плечо, молча принялся смотреть на меня. Лицо его наливалось краской, багровело под цвет «Жигулей».
Вдруг он вскочил, перехватил недвусмысленно топор и, поигрывая зайчиками, неторопко и тяжело ступая, двинулся в мою сторону. Я растерялся. Разум подсказывал: не посмеет, гад, пугает только! А сердчишко – жим! жим!! жим!!! Уж больно взгляд нехороший у куркуля – прозрачный от ненависти, бешеный. Такие бывают – я видал – у наркоманов и психов.
И я дрогнул. Хуже того: я – засуетился. Я взглянул назад – нет ли какой машинёшки? Пустынно. А мне – куда?! Мужик справа и чуть по ходу. Если рвануть вперёд, он наперерез перехватит. А если назад – пока развернёшься! И тут я заметил с ужасом – педаль левая у моего «велика» торчит чуть в противоход, на тормоз. Ну, всё – влип!
Но правду говорят: в минуту смертную силы человека утраиваются. Я всей тяжестью тела толкнул велосипед вперёд, на разгон, два-три раза мощно оттолкнулся от асфальта и прыгнул на ходу в седло. Адская боль пронзила пах, я чуть не бросил руль, но удержал, поймал подошвами педали и, стоя, начал бешено месить-топтать шатунно-педальный механизм, рывками набирая скорость. Озверевший псих прыгнул к дороге, выкинул руку с топором и цапанул таки. Я услышал-почувствовал металлический скрежет-удар.
Я испугался: сейчас он метнёт свой дурацкий топор, как томагавк, и тот врубится мне прямо меж лопаток!..
Отмчался я шагов сто, обернулся, затормозил, перевёл дух.
Браконьер, уже забыв обо мне, шагал делово к лесу. Я глянул: красный световозвращатель как корова языком слизнула, крыло заднее проломлено до колеса. Со стороны города неслась очередная «Нива». Я дождался, пока она проедет, свёл своего покалеченного «Аиста» на траву, уложил, развязал рюкзак. Надо было, идиоту, сразу, ещё до напрасных разговоров с этой сволочью, рюкзак потревожить.