Дело в том, что в наборе необходимых вещей, без которых немыслимо удаляться от дому, среди валидола, пузырька с одеколоном (антисептик!), ножа, верёвки, спичек, записки с ФИО, адресом и группой крови, бинта и тэ пэ в рюкзачке моём хранилась и самая наинеобходимейшая в наши мрачные дни штуковина – люгер. Восьмизарядный автоматический пистолет немецкого производства калибра 8 мм. Я купил его ещё в прошлом году, когда дойчмарка стоила чуть больше тыщи деревянных. Он вместе с парой коробок патронов обошёлся мне без малого в четыре зарплаты. На кобуре я сэкономил. Я сам сшил-сварганил отличную кобуру из старого своего студенческого – под крокодила – портфеля.
Но всё равно жена и по сию пору ворчит за разор семейной кассы, правда, я её не слушаю: что с бабы возьмёшь – мозги-то куричьи! Да, пускай пистолет всего лишь газовый, но тот, кому доведётся заглянуть в бездонную дырочку дула, разве ж усмотрит, что ствол изнутри гладкий, без нарезов? Да и газовый заряд из кристаллического о-хлорбензилиденмалононитрила так при случае долбанёт по глазам, что любого амбала свалит с ног, заставит плакать и выть от боли. И хотя мне ни разу ещё не доводилось пускать свою пушку в ход, но теорию я знал отлично. А главное, с тех пор, как люгер у меня появился, я стал увереннее и степеннее себя держать. Я перестал бояться!
К слову, я давно уже мечтал вооружиться. При моей интеллигентно-хиловатой конституции мне то и дело приходилось стушёвываться, отступать, помалкивать в тряпочку. Любой хам широкоплечий мог испортить мне настроение. Так что, когда разрешили наконец и при нашей дерьмократии простым смертным вооружаться хотя бы «газиками», я моментально, несмотря на нищету, загорелся. Раздобыл все справки, собрал-вымолил тугрики, прошёл за отдельную плату инструктаж и наконец-то получил разрешение.
Я хотел-искал только люгер. Я о нём вычитал в минуту отдохновения то ли в романе Хэммета, то ли Чандлера, а может, и Рекса Стаута. Уж больно название-фамилия пистолета чарует-интригует, звучит таинственно и грозно. Это вам не какой-нибудь допотопный пошло-обыденный маузер, браунинг, вальтер или наган. Да к тому же я узнал, что пистолет системы люгер – прямой потомок-родственник знаменитого парабеллума. А ведь «пара беллум» – вторая часть латинской пословицы «Si vis pacem, para bellum!» («Если хочешь мира – готовься к войне!»). Ну, кто бы мог подумать – какова поэзия!
Сперва, правда, я размечтался заиметь газовый револьвер модели «Люгер» – опять же, дань детскому увлечению вестернами; однако ж, барабанная штучка из семейства люгеров оказалась в полтора раза дороже пистолетного собрата – не потянул. Впрочем, пистолет «Люгер М-88» пусть и не так эффектен на вид, зато полегче револьвера, более компактен, удобен в работе и имеет на два заряда больше.
Итак, настала минута испытать мой люгер в деле.
Я вынимаю его из кобуры, для чего-то дую в дуло. Полкило успокоительной тяжести приятно оттягивают руку, ребристые щёки рукояти, прильнув к ладони, сливаются с нею. Затвор я специально пока не взвожу. Я встаю и, держа люгер за спиной, размашисто вышагиваю по дороге. Солнце безжалостно жжёт-слепит глаза.
Мужик увлечённо крушит очередное деревце, не замечая никого и ничего вокруг. Я схожу с асфальта, приближаюсь к «Жигулям», выставляю пистолет от живота.
– Эй! Эй, товарищ-ч!
Тот дёргает головой, с диким недоумением таращит буркалы. Рот его расщеливается, сверкают золотые и железные резцы. Он в столбняке. С подбородка его стекает трудовой пот.
– Эй! Топор брось! Брось топор в сторону, я тебе говорю!
В своих трусах и майке я чувствую себя пионерчиком, играющим в «Зарницу». Я демонстративно, напоказ, оттягиваю левой рукой кожух-затвор до конца, вздёргивая на боевой взвод курок, резко отпускаю. Под действием тугой возвратной пружины затвор устремляется вперёд, грозно лязгает, загоняя патрон в патронник.
– Н-у-у-у! – рявкаю я, дёрнув дулом.
Прапор тупо смотрит с полминуты, вдруг корчит зверскую гримасу, вскакивает, опять, как давеча, перехватывает-сжимает топорище побелевшими пальцами и роботом идёт на меня в психическую.
Чёр-р-рт! Надо решаться! Я вцепляюсь в рукоять обеими потными ладонями, выбрасываю люгер на всю длину рук, улавливаю на мушку раскрасневшийся бычий лоб. Не поспешить бы – заряд убоен только до трёх метров. Пот струится из-под кепки, заливает глаза, мешает целиться.
Выстрел!
Псих спотыкается, мотает, как бык, головой и, взметнув наотмашь топор, кидается на меня…
«Вот и всё! Значит, патроны, как у Игоря Талькова, – фальшивые! Сейчас мозги мои брызнут!..»
Я напрочь пережимаю в горле дыхание, прикусываю до боли губу и плавно нажимаю собачку. Я чувствую, словно бы даже вижу, как в металлическом нутре люгера соскальзывает вниз шептало, освобождая курок – курок, в свою очередь, срывается с места, безжалостно бьёт ударник – тот пробивает бойком капсюль – капсюль воспламеняется и взрывает внутри патрона порох – ядовитые кристаллы, выдавив-разлепестив жёлтую пластмассу заглушки, вырываются из ствола мощной струёй, врезаются в плоть…
Враг мой роняет топор, цепляется корявыми пальцами за лицо, падает на колени, утыкается лбом в траву, взвывает.
– Вот так! – говорю я, восстанавливая дыхание, и ещё несколько мгновений удерживаю на мушке подбритый, весь в сизых складках, загривок негодяя.
Затем я подхожу к нему вплотную, поднимаю с земли топор. Теперь надо действовать шустро – медведь этот оклемается уже через пяток минут. Сперва, в горячке, я хочу расшибить к чёртовой матери вдребезги все стёкла в воровской машине. Злость во мне так и кипит-напирает. Я сейчас воздам в лице этого хапуги всем соседям хапужным по дачам-огородам, которые огородили внаглую свои участки наворованными в лесу дубками да берёзками. Я хочу также, чтобы гад этот ответил и за обнаглевших попов-нехристей, которые в светлый праздник Святой Троицы губят целые рощи цветущих берёз, вместо того, чтобы по древнему православному обычаю украсить храмы на радость Богу и людям всего только скромными берёзовыми ветвями. Ух и ненавистны мне все эти браконьеры, погубители русского леса! В наши окаянно-перестроечные дни, почуяв беспредел, они крушат-губят деревья открыто, безбоязненно и без меры.
Я готов был уже садануть с размаху топором по ветровому стеклу, как вдруг, уже слегка поостыв, резонно сам себя спрашиваю: а зачем же в лесу богомерзко стеклом сорить? И тогда я аккуратно и слегка тюкаю обушком по стеклу раз за разом. Оно раззвездивается-туманится паутинами трещин. Точно так же я разукрашиваю-порчу заднее стекло и боковые.
Ну, не-е-ет, этого мало! Пускай-ка заплатитза деревца сполна и подороже. Я откладываю люгер на траву, ухватываю топорище двумя руками, размахиваюсь от души и ахаю по правому переднему колесу, целясь попасть бритвенно-острым уголком. Пробиваю с первого удара – колесо устало пшикает и оседает. Я перехожу к следующему…
Когда я приканчиваю последнее колесо, хозяин тачки, перестав выть и стонать, переходит на отборный мат и проклятия, начинает корячиться-подниматься с колен, выдавливая кулаками глаза. Лицо его багровится страшными волдырями.
– Сволочь! Падлюга! Раздолбай грёбаный! Убью, сука! – ревёт-плачет он.
И вот тут я поступаю жестоко и глупо. Я, как мавр, сделавший своё правое дело, должен был уйти. А вместо этого, услыхав угрозы и припомнив мгновенно, как хряк этот только чудом не врубил мне топором в позвоночник, я подхватываю люгер с травы и судорожно, в упор, буквально с двух шагов, всаживаю новый заряд ему в морду…
И тут сзади визжат тормоза. Я оборачиваюсь – патрульный канареечный уазик. Из него выскакивают два мента. У переднего, рядового, рвётся с поводка овчарка; второй, сержант, на бегу расстёгивает кобуру своего «макарова».
Я инстинктивно, автоматически отбрасываю люгер в сторону…