Успокаивающий эффект или нет, но Джефф Селигман ничего не сделал для повышения рождаемости в Селигмане. Он умер в 1937 г. в возрасте семидесяти восьми лет, оставив, по словам Джеффри Т. Хеллмана, «несколько уменьшенное состояние, состоявшее, в частности, из довольно большого остатка платьев Джинджер и Клейн», и без наследников.
Селигманы стали очень заботиться о семье и гордиться ею, и в один прекрасный момент наняли дизайнера и печатника для подготовки тщательно продуманного семейного реестра Селигманов. Переплетенный и изданный ограниченным тиражом в сто экземпляров, он напечатан на плотном пергаменте и содержит имена 255 человек, а также портреты одиннадцати детей Селигманов из Байерсдорфа. Через реестр можно проследить паутинную взаимосвязь семьи Селигман с другими семьями этой толпы — Бирами, Вальтерами, Гудхартами, Гуггенхаймами, Льюисонами, Вассерманами, Натанами, Лилиенталями, Леманами, Вольфами и Лоебами. Селигманы становятся настоящей якорной семьей толпы. Можно понять, как Селигманы могут — и с достаточной степенью достоверности — связать себя с королевским домом Виндзоров и говорить о «нашей кузине, принцессе Маргарет». («Как вы думаете, — лукаво предположил один из присутствующих, — принцесса Маргарет когда-нибудь говорит «мои кузены, Селигманы»?»). Связь работает следующим образом: Исаак Селигман женился в Лондоне в 1869 году на мисс Лине Мессел. Позднее одним из представителей рода Месселей был сэр Оливер Мессель, который состоит в родстве с молодым человеком по имени Антони Армстронг-Джонс, ныне лордом Сноуденом. Селигманы могли похвастаться и собственным британским рыцарем, сыном Исаака, ставшим сэром Чарльзом Селигманом.
Но, несмотря на весь блеск и то, что Джордж Хеллман с некоторой тоской называет «легкой дымкой социального престижа», которая все еще сохраняется за фамилией Селигман, в настоящее время за ее продолжение отвечают всего два маленьких мальчика, оба прапраправнуки Джозефа.
45. ОСЕНЬЮ И ПОСЛЕ
У брата Феликса Варбурга Пола было несчастливое детство, над ним издевались старшие братья Эби и Макс, называя его некрасивым и слабым. Даже мать, казалось, не понимала его. К юношескому возрасту у него сформировался ярко выраженный комплекс неполноценности, и он постоянно извинялся за себя. У него была привычка предварять свои высказывания словами: «Вам не понравится то, что я скажу, но....». Тем не менее он был, возможно, самым блестящим и разносторонним из всех Варбургов и в течение многих лет был своего рода странствующим партнером Kuhn, Loeb, проводя половину года в Нью-Йорке, а другую половину — в банке Варбурга в Германии, выполняя функции финансового связующего звена между двумя странами. Он всегда считал американское банковское дело примитивным и бессистемным. Он тайно встречался с сенатором Нельсоном Олдричем на Си-Айленде, штат Джорджия, и разработал Федеральную резервную систему, но когда Олдрич попытался предоставить Полу Варбургу все полномочия, Пол, как обычно, отказался от каких-либо заслуг. Ему предложили пост председателя Федерального резервного совета, но он, настаивая на своей недостойности, отказался от должности выше вице-председателя. Поскольку во время Первой мировой войны усилились антигерманские настроения, и Kuhn, Loeb стала мишенью для многих из них, Пол глубоко переживал это. В 1918 г. он обратился к президенту Вильсону с письмом, в котором в свойственной ему самоуверенной манере заявил, что, по его мнению, натурализованный гражданин не должен занимать столь высокий пост в Совете директоров. Втайне он надеялся, что Вильсон не примет его предложение об отставке, но, к его разочарованию и огорчению, Вильсон принял его. К еще большему огорчению, Пол Варбург вернулся из Вашингтона в Нью-Йорк и стал председателем правления Манхэттенского банка. В свободное время он написал монументальную историю Федеральной резервной системы и несколько грустных, интроспективных стихотворений.
Как оказалось, он был Кассандрой, и, поскольку пророки судьбы обычно не находят сочувствующей аудитории, Пол Варбург стал еще более несчастным. В 1920-е годы он начал говорить о том, что процветание было ложным и не могло продолжаться долго, что «пузырь» лопнет. За такие высказывания он вскоре стал самым непопулярным человеком на Уолл-стрит. «А вот и старый хмурый Гас!» — крикнул кто-то в 1928 году, когда Пол Варбург вошел в загородный клуб Century, и его освистали на собрании директоров. Однако он продолжал работать. В начале 1929 г. в годовом отчете Международного акцептного банка Пол прямо заявил, что рост цен на акции «в большинстве случаев совершенно не связан с соответствующим увеличением заводов, имущества или доходности», и предсказал, что если не обуздать и не контролировать «оргии безудержной спекуляции», то «окончательный крах, несомненно, затронет не только самих спекулянтов, но и приведет к общей депрессии, охватившей всю страну». В зале раздались одобрительные возгласы. Это заявление было сделано в марте. Окончательный крах» наступил лишь через полгода. Насколько прав был Пол Варбург, говорить не приходится, но когда в 1930 году он попытался сказать: «Я же говорил», его еще более горячо невзлюбили.