Гуггенхаймы с гордостью говорят, что они начали свой путь пешком и, таким образом, сколотили, возможно, самое большое состояние в Америке. Единственное состояние, которое может превзойти состояние Гуггенхаймов, — это состояние Джона Д. Рокфеллера. Спорить с этим бессмысленно. Гуггенхаймы разбогатели безмерно. Но одна из главных «проблем» Гуггенхаймов в Нью-Йорке в социальном плане была связана не столько с их происхождением и богатством, сколько с их любопытной склонностью окружать себя скандалами. Несколько Гуггенхаймов имели несчастье умереть на пороге дома незнакомых дам или стать участниками эффектных судебных процессов о нарушении обещаний.
В Ленгнау (кантон Ааргау, немецкоязычная Северная Швейцария) Гуггенхаймы появились уже в 1696 г. — в документе того года упоминается «der Jud' Maran Guggenheimb von Lengnau», — а в Ленгнау семья, вероятно, приехала из немецкого города Гуггенхайм (ныне Югенхайм), расположенного недалеко от Гейдельберга. Послужили ли причиной переезда семьи из Германии в Швейцарию какие-то противоречия, неизвестно, но к 1740-м годам Гуггенхаймы из Ленгнау оказались вовлечены в скандал, потрясший основы еврейских общин двух стран.
Все началось с визита в Ленгнау молодого швейцарского священника по имени Иоганн Каспер Ульрих, пастора собора Пресвятой Богородицы в Цюрихе, протестантского, несмотря на свое название. Искренний, ученый человек, Ульрих заинтересовался раввинистикой и еврейской культурой еще во время учебы в семинарии. Он приехал в Ленгнау (этот город и соседняя деревня Эндинген были гетто Швейцарии), потому что был наслышан о некоем Якобе Гуггенхайме, парнасе, старейшине синагоги, и ламдене, или ученом. Пастор Ульрих был большим поклонником евреев. (Впоследствии он опубликовал «Сборник еврейских рассказов» — одну из первых книг, написанных христианином той эпохи, в которой с симпатией описывалась жизнь евреев). Пастор познакомился с парнасом, и они очень хорошо поладили. Якоб Гуггенхайм принял пастора у себя дома, и они проводили долгие вечера, обсуждая еврейскую историю и споря о религиозной теории. Но вскоре выяснилось, что главный интерес пастора Ульриха к евреям заключался в их обращении.
С Якобом Гуггенхаймом у Ульриха ничего не вышло, тот отнесся к прозелитизму пастора с юмором, но Ульрих заметил, что у него появился более заинтересованный слушатель в лице маленького сына Якоба, Иосифа.
Иосиф был умным, чувствительным и очень нервным. Он получил образование в талмудической академии и любил богословские диспуты. Ульрих понимал, что для работы с Иосифом ему необходимо оторвать его от отца, и поэтому он уговорил Якоба и швейцарские власти разрешить Иосифу переехать к нему в Цюрих, город, который был открыт для евреев только в определенные часы дня. Почему парнас отпустил сына? Возможно, ему польстил интерес пастора. Но, конечно, он не думал, что его сын подвержен обращению.
В Цюрихе Ульрих завалил мальчика брошюрами из Галле (Германия), центра протестантских миссий по обращению евреев, и подарил ему экземпляр Нового Завета, напечатанный на идише. Когда юноша начал колебаться, Ульрих стал оказывать на него все более сильное давление. Когда юноша разражался слезами, пастор бросал его на колени и пытался довести до молитвенного экстаза. Атмосфера в доме Ульриха стала истеричной, когда Джозеф Гуггенхайм внезапно пережил полный душевный крах. Он пришел в себя, но затем пережил еще один.
Усилия по обращению Ульриха и Гуггенхайма переросли в одну из самых продолжительных в истории. Она продолжалась шестнадцать лет. Наконец Джозеф объявил о своем решении — возможно, лучше сказать, согласии — принять крещение, и после долгих молитв и рыданий пастора и новообращенного обряд был совершен. Христианская вера обрела душу, но печально сломленного человека.