В пункте шестом, непосредственно касающемся меня, говорится: «Испанское государство полностью гарантирует права гражданина в гражданской и социальной жизни, свободу совести и свободу вероисповеданий». В другом декрете министерство национальной обороны предоставляет священникам право посещать больных и раненых для отправления религиозных треб. С этой гарантией, сознавая свой долг испанца, я вступил в Народную армию, где был достойно и с уважением принят в своем сане как офицерами, так и солдатами. В настоящее время я назначен в санитарную службу корпуса — это еще одно доказательство доброй воли правительства, дающего нам право не запачкать руки священников в крови наших братьев. Такова правда, и я говорю ее вам со всей искренностью своего сердца!»
Уважение к убеждениям и верованиям каждого неукоснительно проводилось в жизнь в частях, которыми я командовал. В этой связи я хочу вспомнить такой эпизод. Как я уже говорил, незадолго до наступления противника на Каталонию я со своими войсками переместился в район Монтбланч — Вимбоди — Сан Марти де ла Мальда, расквартировав части в разных населенных пунктах этой зоны. За неделю у нас установились самые сердечные взаимоотношения с местным населением. 24 декабря командир одной из дивизий сообщил мне, что делегация жителей деревни, где находилась одна из его бригад, выразила желание посетить меня, с целью попросить разрешения отслужить в полночь рождественскую мессу. Вскоре ко мне явились трое мужчин и две женщины. Смущенные, они колебались, не зная, с чего начать разговор. Тогда я взял инициативу на себя, объявив, что не возражаю против рождественской мессы, но слышал, что у них нет священника, что он исчез из деревни в первые дни войны. Крестьяне ответили, что так оно и есть, но в санитарной части бригады, расположенной в деревне, имеются два священника… Я сказал, что не имею ничего против, если один или оба они отслужат мессу, но, очевидно, для этого им не хватит некоторых вещей? Члены делегации переглянулись… «Мы сумели припрятать все необходимое, оставленное прежним священником…» «В таком случае, — заключил я, — мне остается только отдать им приказ отслужить мессу, а всем желающим солдатам присутствовать на ней».
Когда пятнадцать — двадцать дней спустя наши солдаты вынуждены были с боями отступать через эти деревни, жители сочувственно отнеслись к ним, по-братски оказывая помощь в борьбе за общее дело. На протяжении двух печальных месяцев отступления наших войск по Каталонии мы постоянно ощущали проявление братских чувств каталонского народа. Ни одного акта враждебности, ни одного выстрела в спину. Мы все время сталкивались с подтверждением того, как в условиях поражения, катастрофы народ продолжал сохранять любовь к Народной армии. Люди плакали, провожая наших отступавших солдат.
Глава двенадцатая
Возвращение в зону Центр — Юг (14 февраля 1939 года)
Разговор с Негрином в Мадриде. — Посещение военных начальников. — Посещение Миахи и командования фронтом Леванта. — Эльда. — Назначения и повышения. — Фашистское восстание в Картахене. — Измена Касадо, анархистов и других капитулянтов. — Отъезд правительства во Францию. Аэродром в Моноваре. — Отъезд из Испании. — Продолжение войны было возможным.
Поздно ночью 14 февраля мы вылетели из Тулузы и на рассвете приземлились вблизи Альбасете. Самолет был наполовину пуст: места, предназначенные для анархистов и представителей других организаций, оказались свободными. Подумать только, ведь тысячи людей искали способа переправиться в Центральную зону! Начальник аэродрома предоставил мне автомобиль, и я уехал в Мадрид. Мы остановились в здании старой комендатуры на улице Листа, 23. На следующий день я посетил главу правительства и министра обороны — следовательно, моего прямого начальника. Негрин принял меня в ванной (он брился), подал мне руку и спросил, глядя мне прямо в глаза:
— Почему вы приехали? Я ответил:
— По той же причине, что и вы: до конца выполнить свой долг.
На это он заметил, что его приезд был обязателен, а мой нет, но он рад тому, что я здесь, хотя, по всей вероятности, никто из нас живым из Испании не уйдет, скорее всего нас расстреляют. Но прежде чем нас расстреляют, вставил я, мы еще сумеем причинить франкистам много неприятностей. Негрин попросил меня подождать, пока он кончит бриться, обещая ознакомить с. положением дел и со своими планами. За завтраком Негрин нарисовал мне картину политической и военной обстановки в зоне Центр — Юг. Трудно представить себе что-нибудь более мрачное. Он рассказал, что целый ряд высших командиров, политических и профсоюзных руководителей — анархистов, социалистов и республиканцев— готовы капитулировать перед противником; они явно преувеличивают трудности; вместо того, чтобы взяться за укрепление дисциплины, боевого духа войск и гражданского населения, занимаются распространением пораженческих настроений и заговорами. Он также рассказал, что Рохо прислал ему письмо, прося об отставке, и угрожал сделать публичное заявление, если Негрин не положит конец войне и не даст денег для оказания помощи войскам, перешедшим во Францию; и, наконец, что Рохо отправил копию этого письма генералу Матальяне через одного капитана, летевшего вместе со мной. Но этот капитан был задержан при выходе из самолета.