Спустя двадцать пять лет, в 1964 году, я встретился с этим капитаном в Алжире, где он служил в представительстве ООН, и узнал от него продолжение этой истории. Капитан рассказал, что после вступления франкистов в Мадрид он еще какое-то время сидел в тюрьме и ему пришлось пережить много тяжелого, пока наконец удалось уехать за границу.
Негрин объяснил мне и положение внутри правительства; он ругал некоторых своих министров, называя их трусами, обвинял в том, что они занимаются между собой склоками по мелким вопросам. И добавил, что достойно ведут себя лишь Урибе, Моиш и Вайо[52]. Мы заговорили о военной обстановке. Я изложил свое мнение о необходимости принять некоторые организационные меры, и у меня осталось впечатление, что он был согласен со мной. При расставании Негрин сказал, что я остаюсь в его непосредственном подчинении, поручил мне посетить военачальников, которых мне удастся повидать, и просил держать его в известности о моих передвижениях, дабы он в любой момент знал, где меня найти.
Мой окончательный вывод после этой встречи был таким: несмотря на горечь и пессимизм в настроении, Негрин по-прежнему ориентировался на продолжение борьбы, как того и требовала обстановка.
В последующие дни я посетил кое-кого из главных военачальников Мадридского фронта: Берсело, командовавшего I армейским корпусом, Буэно — командира II корпуса и Ортегу — командира III корпуса. Все трое встретили меня с той сердечностью, которая установилась между нами еще два года назад на этом фронте. Я заехал и к Касадо, он принял меня очень любезно, но я-то хорошо знал, как искусен он в лицемерии и обмане. Он пожаловался на нездоровье, говорил о боевом духе войск, утверждая, что он уже не тот, каким был некоторое время назад; что военный комендант Мадрида, генерал Мартинес Кабрера, обижен тем, что я не побывал у него. Я ответил, что поскольку нахожусь в непосредственном подчинении у министра и не имею определенного местопребывания, то по положению не обязан никому представляться, а мои посещения военачальников носят неофициальный, дружеский характер.
Но от Касадо я все же направился к военному коменданту. Он начал с упреков, но я оборвал его и, повторив то, что сказал Касадо, шагнул к двери, намереваясь уйти. Тогда Кабрера изменил тон. Мы проговорили полчаса, и я ушел, убежденный в том, что деморализация среди военачальников была более глубокой, чем это могло показаться на первый взгляд. Совершенно ясно было одно: если народ и верные нашему делу командиры и солдаты приветствовали наше возвращение в Центральную зону, то военачальники — сторонники капитуляции с трудом скрывали раздражение, вызванное нашим присутствием. Господам Касадо и Кабрера, как и некоторым другим, наш приезд в зону Центр — Юг пришелся не по вкусу. Эти трусы и капитулянты никак не могли постичь, как это, попав во Францию, мы вдруг смогли вернуться, чтобы сражаться вновь. Их сильно беспокоило, что мы могли создать серьезные препятствия их планам капитуляции.
Я год не был в Мадриде, и новая встреча с этим городом глубоко меня взволновала — я вновь ходил по местам прежних боев, встречал старых товарищей по борьбе. С горечью и гневом смотрел я на «благородных сеньорито», как и до войны фланирующих по улицам. Кое-кто из министров жил в отеле «Палас», и я отправился туда. Бар отеля был полон этих юношей и девушек «из приличных семей» и блестящих офицеров. Я не выдержал, повернулся и ушел, боль и отвращение переполняли меня.
Спустя неделю после моего приезда, 20 февраля, я вновь посетил Негрина и информировал его о своих встречах с разными лицами и о впечатлениях от этих встреч. Я рассказал ему о некоторых предпринятых мною мерах по объединению офицеров, из числа выздоравливающих и ожидающих назначений, — с ними я прежде вместе воевал. И, наконец, я сказал ему, что, видимо, наступило уже время передать мне командование одним из войсковых соединений. В ответ Негрин сообщил о подготавливаемом им плане реорганизации существующих вооруженных сил, с некоторым изменением в командном составе, и создания ряда новых маневренных частей. При осуществлении этой реорганизации он думает поручить мне командование Эстремадурской армией, поскольку ее теперешний командующий не внушает ему доверия. А пока он считает полезной мою поездку в Левант с целью посещения командования этого фронта. Я согласился и на следующий день выехал в Валенсию.