Первый визит я нанес Миахе. Увидев меня, он удивленно спросил: «Почему ты приехал из Франции?» Я начал объяснять ему почему и для чего, а он все смотрел на меня с большим недоумением. Встреча получилась тягостной. Я говорил с человеком, который был не в состоянии меня понять, он произносил какие-то нелепые, бессвязные слова, был похож на душевнобольного.
От Миахи я отправился к Матальяне. Он встретил меня радушно. Из разговора с ним я понял, что он знает о письме Рохо Негрину. Несомненно, он получил копию этого письма какими-то своими путями. Из всех командиров, с какими мне пришлось говорить за это время, Матальяне произвел на меня впечатление человека, разбирающегося в военной обстановке, понимающего возможности и трудности. Это был человек, умеющий взвешивать факты, корректный и с ясными мыслями. На следующий день я направился к Менендесу, командующему армией Леванта. Там я встретил старых друзей и среди них — начальника оперативного отдела Франсиско Сиутата и комиссара Франсиско Ортегу. Я остался пообедать с генералом и его штабом. Атмосфера была сердечной, хотя заметно проявились капитулянтские настроения одной части офицеров, но им явно противостояли настроения другой части.
После этих встреч я присутствовал на заседании военно-политической комиссии партии с участием некоторых членов Политбюро и военных. После обсуждения обстановки и некоторых выводов было принято решение о необходимости моего возвращения в Мадрид, куда я и отправился на следующий день, 28 февраля.
Проезжая через Утиель, я задержался пообедать на командном пункте Ибарролы. Был там и Кристобал Эррандонеа. Встреча, как всегда, была исключительно сердечной, Ибаррола, по обыкновению, был настроен оптимистически.
2 марта я получил указание Педро Чеки поехать в Эльду, провинция Аликанте, и немедленно выехал туда. Там на месте Чека и объяснил мне обстановку. Я узнал, что правительство обосновалось неподалеку отсюда. Политбюро партии решило собрать в Эльде своих членов, военных командиров и комиссаров, прибывших из Франции и ожидавших назначения. Он посоветовал мне посетить Негрина и переговорить с ним о назначениях на обещанные должности. Негрин принял меня с тем же радушием, что и всегда. Я рассказал ему о своей поездке по Леванту и поставил перед ним вопрос о назначениях. Он ответил, что назначения готовы, но он еще хочет обдумать некоторые детали. Негрин пригласил меня отобедать с ним, а после обеда отвел в сторону и рассказал о своей встрече с высшими военачальниками этой зоны. По его словам, все они деморализованы и, очевидно, продолжают готовить заговор. Тем необходимее наше назначение на командные должности, заметил я. Негрин ответил, что сделает это в ближайшее время. Мы расстались. От этой встречи — в отличие от предыдущих — у меня остались совсем другие впечатления. Я ушел, убежденный, что Негрин не произведет никаких основательных изменений в командовании вооруженными силами Республики. Очевидно, он хотел только выиграть время и посмотреть, как будут развиваться события. Этим своим впечатлением я немедленно поделился с товарищами из Политбюро партии. Они согласились со мной. Особенно подозрительным показалось мне поведение Негрина, когда он созвал на совещание только тех командиров, чьи капитулянтские настроения были ему хорошо известны. На этом совещании присутствовали: генералы Миаха, Менендес и Эскобар, соответственно командовавшие группой армий Центра и армиями Леванта и Эстремадуры; полковники Касадо и Морионес, командовавшие армиями Центра и Андалузии; генералы Матальяна и Бернал, начальники штабов группы армий Центра и морской базы в Картахене; адмирал Буиса — командующий эскадрой и полковник Камачо — командующий авиацией зоны. Все они были замешаны в капитулянтском заговоре. И Негрин это знал. Поэтому, если он хотел предотвратить переворот, возглавляемый Касадо, было бы логичным пригласить на это собрание и других командиров и комиссаров, разделявших ответственность с командованием, то есть тех, кто мог бы помочь ему бороться с капитулянтами и при случае обеспечил бы принятие надлежащих мер в отношении заговорщиков, готовых совершить предательство в обмен на признание своих чинов и другие личные привилегии.