— Может, быть ты, Михайло, шутки строишь?—обратилась она к мужу,— может быть подурить меня хочешь?
— Да иди ты от меня. Не трогал я твою муку!
— Ну, что ты скажешь! Как сквозь землю провалилась. Ганька!—крикнула она сына,—говори бесенок, может, ты муку стащил?
Ганька и глазом не моргнул.
— А на что она мне сдалась, ваша мука?
— Нельзя на вас дом оставить, черти. Этак у вас и хату из-под носа унесут. Ворон ловите, дурьи головы.
— Ну и публика.— разводил руками Михайло.—Ловко обстряпали. А я, мать, ни скрипу, ни стуку не слышал. Удивительно!
Когда стемнело, Ганька перетащил мешок с мукою в сад, а оттуда чужим двором к кузнецу Демьяну.
Демьян развязал меток, отсыпал муки на ладонь и подошел к лампочке.
— Что-то темноватая...
— Чего там темноватая. Мука хорошая, я знаю.
— Ну, уж ладно, шут с тобой, бери.
Кузнец порылся среди железного хлама и достал старый револьвер.
— На, держи.
— А пули?
— Хорош будешь и гак.
— Дяденька, так ты-ж обещал с пулями.
— А где я их возьму?
— Я у тебя в ящике видел.
— Там всего две.
— Так дай хоть две.
— Да бери уж. Смотри-ж, Ганька, если найдут,— на меня не указывай. Может еще пули попадутся, так я тебе еще дам.
— Эге, так я и попадусь. У меня никто не найдет. Ну. прощай, дядька.
Засунув за пазуху драгоценную ношу, Ганька той же дорогой отправился домой. Вырыв под сараем ямку, он закопал в нее револьвер, обвернув его предварительно бумагой и тряпками.
— Где тебе носило?— спросила мать.
— У Алешки был, - соврал Ганька.
— Ты мне вот еще походи по вечерам! Хоть бы ты, Михаила,—обратилась она к мужу,— сказал ему. Сам знаешь, время какое.
— Да время что,—сказал, задумавшись, рыбак.—Такое в народе творится, что ничего не поймешь. В Москве большевики, в Питере большевики, скрозь по Рассее большевики, а у нас какая-то заворожка. Где советы, а где атаманы... Ничего не поймешь.
— Довольно уже атаманов, последних скоро сшибем,— сказал старший сын, Виктор.—Вся Россия за Лениным идет и Кубань пойдет. Это, папаша, на Кубань сейчас вся дворянская дрянь съехалась да офицерье, вот они и мутят казаков,— и, понизив голос, Виктор добавил: наши отряд организуют, скоро выступим. Я, папаша, тоже пойду.
— Ну, вот, так мое сердце и чуяло,— заволновалась мать.— Без тебя там не обойдутся!? Чтоб ты мне об этом и заикаться нс смел. Хочешь, чтоб тебе голову снесли? И чего я такая несчастная?— залилась она слезами.— Хоть бы мать пожалел.
— Всех жалею, мамаша, всю бедноту жалею, оттого и иду. Довольно на нас паны поездили, пора ярмо это с себя скидать. А вы нс волнуйтесь, не всем же голову снесут, авось, с головой вернусь.
Отец молчал. Болело отцовское сердце, кажется, сам пошел бы за сына. А как его удержать? Как совестью покривишь? Дело правое, должен сын итти, должен.
— Итти-то иди, да разум с собой бери, Витька.
— И гы, старый хрен, туда же,— плакала мать.
— Не горюй, старуха, и я не каменный, и у меня сердце болит. Не у нас одних сыновья... Да и говорить бесполезно, не удержишь его все равно.
Легли все спать. Долго ворочалась мать с боку на бок, все вздыхала.
Когда старики уснули, Ганька, спавший рядом с Виктором, спросил его:
— Виктор, а когда вы выходить будете?
— Завтра ночью. А ты помалкивай, мать зря не тревожь.
— Виктор, а Виктор?
— Чего еще?
— И я с тобой...
— Очумел?
— Чего очумел? Наши ребята собираются.
— А вот как наладим вас хворостиной, так сразу дурь из головы вышибем. Кому вы там нужны? Под ногами только путаться будете.
— Ничего не путаться. Вон у Алешки винтовка есть.
— Где-ж он ее взял?
— Ага, тебе скажи, так ты отнимешь.
— Ну, ладно, спи. Мать и так убивается, а тут ты еще с глупостями лезешь.
Ганька умолк.
Минут через десять он опять обратился к брагу:
— Виктор?
— Ну?
— Возьми меня с собой.
Виктор ничего не ответил и повернулся на другой бок.
— Слышь, Виктор...
— Да ты чего спать не даешь?
— У меня тоже револьвер есть.
— Ну, так что-ж?
— Ну, и я пойду.
— Вот, сатана, пристал. Сам не спит и другому не дает. А револьвер завтра отберу.
— Как бы не так. Ты его сроду нс найдешь.
— Ох, ох, ох, грехи наши тяжкие,—вздыхала во сне мать...
Ганька умолк. Ясно, что Виктор его с собой не возьмет, а ведь еше утром ребята шушукались, что всех берут, лишь бы оружие было. Может, Виктор не верит, что у него револьвер есть?
— Виктор, слышь... У меня-ж настоящий револьвер и две пули...