— Ну, слушайте дальше; есть такая партия, большевистская называется, самый главный ее работник, вождь и учитель Владимир Ильич Ленин. Давно эта партия существует, еще при царях работала. Гонение на нее было страшное. Как где-нибудь полиция или жандармы пронюхают большевика, так его цап-царап и пожалуйте в тюрьму лет на двадцать, или в ссылку в Сибирь на всю жизнь, а ежели какого поважнее работника схватят, так и к праотцам отправят. Не мало их, большевиков, за рабоче-крестьянское дело голову сложило. Вот эта партия большевиков и решила, что пора уже, наконец, у власти поставить рабочих да крестьян, отобрать у помещиков да у монастырей землю да раздать ее крестьянам, а у фабрикантов заводы да фабрики забрать, чтобы они на них из рабочих соки не выжимали, да немедленно войну прекратить.
— А шо вы нынче так долго засиделись? — спросил пошедший в хату дедушка. — А ну-ка, сыночки дайте-ка мне, деду, закурить.
— На, на, дедушка,—охотно потянулись к нему со всех сторон руки, на, кури, да не мешай нам слушать, уж больно интересно товарищ Глушин рассказывает.
— Ну, ну, балакайте.
Пойду, не буду вам мешать. Долго-ж не сидите, а то як бы рассвит не застав вас, хлопни.
Дед ушел.
— Ну, вот,—продолжал Глушин,— решили большевики прогнать барское правительство и всю власть передать рабочим да крестьянам. Почуяли это Керенский и вся его компания и решили бороться с большевиками.
Временное правительство заняло бывший царский дворец, а большевики устроили свой штаб в Смольном институте, в школе, где раньше дворянские барышни учились.
Ну, и началось.
25 октября войска большевиков стали охватывать кольцом Зимний дворец. Из дворца время от времени стреляли, а осаждавшие все больше и больше охватывали дворец и суживали кольцо. На сторону временного правительства мало кто стал. Пока дворец окружали, а тем временем наши разные учреждения занимали. От дворца через реку Неву Петропавловская крепость стоит, в которой раньше революционеров по 25 лет в сырых подвалах держали. Наши и эту крепость заняли да оттуда по дворцу из пушки три раза бабахнули. Ну, словом, в этот же день наши дворец взяли, временное правительство арестовали, а Керенский скрылся и убежал.
— Ловко ты, Илья, рассказываешь, будто сам там был, — сказала Анна.
— А это я, когда в Екатеринодаре* в тюрьме сидел, так от одного матроса слышал. Матрос этот сам во всем участие принимал. Ехал он сюда на Юг большевиков организовывать, да поймали его казачьи офицеры. Хороший такой парень. Он мне и бежать помог.
— А что-ж сам он не убежал?
— Не удалось. Ну, так вот: большевики всюду власть захватили. Только на Дону да на Кубани, у нас, не все ладно. Надо и здесь советскую власть установить. Готовьтесь же, товарищи, наши близко.
— Надейся на нас, Ильюша, не подкачаем,— сказали, вставая, ночные гости.— Ну, а теперь, ребята, по одному по кусточкам да закуточкам, да по домам.
— Ну, як, набалакалысь? — шепнул дед выходящим из хаты.
— Набалакалысь.
— Ну, и гарно. Теперь и я спать буду.
ОРУЖИЯ НЕ СДАДИМ?
Ганька с Алешкой подходили к какой-то незнакомой станице.
— А что, Алешка, наши тут или дальше пошли?
— Должно быть тут.
— Ну, что-ж, объявляться будем?
— Будем.
— А не наладят нас домой?
— Чорта лысого!
— Понимаешь, Алешка, если-б мне сейчас сказали, что неприятель идет,- „стройся полки в атаку, ура!" — я-б ни капельки не испугался, впереди-б всех бежал. Бежал бы, бежал, а как подскочил бы к кадетам, так бомбой их трах! — трах! — трах! и вся недолга... а вот как, вспомню, что перед братом объявляться надо, так по спине мурашки ползают. Ох, и будет нам!
— А что брат бить будет?
— А кто его знает. Ты, скажет, чего из дому убег, а? А, что я ему скажу?
— А меня брат непременно бить будет.
Мальчики задумались.
— Знаешь что, Алешка?
— Чего?
— Нехай бьют. Здорово бить не будут, солдаты вступятся.
— Ну?
— А потом и останемся. Скажем братьям, что куда, мол, мы теперь пойдем. Дороги, мол, назад не найдем.
— Ага, не найдем! А сюда, небось, нашли. Так нам и поверят.
— Э, была не была, идем!
— Ну, идем.
— Кому теперь бомбу нести?
— Мне.
— Как бы не так, ты сейчас нес.
— Ну, ладно, неси ты.
Наши воины тронулись в путь.
За полверсты от станицы их остановил патруль.
— Эй, стой, что за чучела?
— Какие тебе чучела? Сам чучело. Нс видишь что ли— свои,—важно пробасил Ганька.