— Цветочки вы наши!
Дашка, ничего не разбирая, бросилась бежать. Перешагнув через плетень, она сбежала в овражек и тихо крикнула:
— Фенька!
— Ну, что, ну, что?—отозвалась та.
— Никого там нет, большевики идут, слышишь?
Где-то еще грохнул орудийный выстрел.
Фенька условно свистнула.
Ребята стали собираться.
На свист собралась и Тишкина компания.
Оба лагеря сбились в одну кучу.
Разрывая ночную тишину, снова один за другим грянули два орудийных выстрела.
— Ага, наши идут! — крикнул Васька.—Айда ребята, по домам.
Красные и кадеты рассыпались по хатам.
НАШИ ПРИШЛИ
Утром в станице поднялся переполох.
— Большевики, большевики подошли!—раздавалось со всех сторон.
Люди метались.
Одни поспешно собирались возле станичного правления и вооруженные винтовками, бомбами, саблями и револьверами строились в ряды и отправлялись за станицу на фронт. Другие хватали первые попавшиеся подводы, усаживали в них насильно взятых людей и, сунув им в руки лопаты, гнали рыть окопы. Третьи без толку метались по двору станичного правления, о чем-то кричали, шумели, распоряжались и вносили еще большую бестолковщину и, наконец, четвертые вытаскивали из-под застрех, выкопывали из земли винтовки, подвязывали к поясу сумки с патронами и закутками да садочками пробирались к глухому кладбищу, на окраину станины.
Время от времени доносились орудийные выстрелы и ружейный треск.
— Пора,— сказал Глушин собравшемуся на кладбище отряду. Идите за мной!
Около сорока вооруженных людей двинулись в путь по глухим окраинным уличкам, прилегавшим к стороне, противоположной бою.
Через плетни глядели недоумевающие лица.
— Оце большевикам в обход пишлы,— говорили между собой казачки.
— Глядит-ка, да оце-ж все городовики,* —недоумевали другие.
Кто-то подогадливей донес атаману:
— Господин атаман, як же оно так, шо у самой станицы городовицкий отряд?
— Какой такой отряд?
Бросились конные в погоню, но Глушин обошел уже станицу и шел в тыл окопам. Впрочем окопы были уже пусты. Под натиском наступавших большевиков, люди, сидевшие в них, бросали оружие, и мчались, как угорелые, либо на станцию,
* Иногородние, граждане неказачьего сословия.
где стоял на парах готовый к отступлению поезд, либо в станицу, поспешно выбрасывая из карманов патроны, чтобы не оставалось никаких улик в вооруженном сопротивлении.
С высокой вышки станичного правления сбежал атаман и, быстро вскочив на лошадь, помчался вон из станицы.
— Ишь как утекает, проклятый,—смеялась Анна, подталкивая в бок Павлушкину мать.
— Довольно уже, поатаманствовали,—радовалась та.
Не прошло и часа, как бой стих.
Станица замерла.
Отец Евлампий, весь дрожа, прильнул к оконному стеклу и наблюдал, что будет дальше.
Изредка, то тут, то там раздавались единичные выстрелы.
Вот из-за угла появилась страшная для отца Евлампия фигура человека в серой шинели, верхом на коне, с винтовкой наизготовке и с алым бантом на груди. Человек зорко оглядывался по сторонам и медленно двигался вперед, все ближе и ближе к поповскому дому.
— Пресвятая богородица, заступница, владычица,— молился поп,—пронеси мимо сие исчадие адово...
Но вот еще и еще такие же серые фигуры, кто с винтовкой, а кто с громадным страшным револьвером в приподнятой руке.
А вот и группа всадников с красным знаменем впереди. Церковная площадь постепенно наполнялась большевиками. Вдруг произошло смятение: на взмыленной лошади пригнувшись к седлу, мчался во весь дух казачий офицер, отстреливаясь из револьвера. За ним во весь опор, приподнявшись на стременах, перегнувшись всем корпусом вперед, летел большевик, целясь из винтовки.
— Тах-тах-тах! — раздались несколько выстрелов.
— Держи, держи его, чортова кадета!
— Тьфу! Удрал!—смеялся, возвратясь, преследовавший офицера всадник,—Ну, и лошадь же у собаки, прямо орел! Разве такого идола догонишь?
— Ничего, далеко не уйдет. В свое время догоним.
Тем временем на площадь высыпал народ. Все с любопытством рассматривали „страшных" большевиков.
— Чего глаза вытаращили?— смеялись те, думаете большевики— так это звери, что-ли?
Беднота окружила красных воинов.
— Здравствуйте, товарищи, наконец-то вас дождались!
— Соколики, голубчики, заступники наши пришли,— причитали бабы.
Анна с хлебом, с солью вышла вперед.
— Где ваш командир? Принимайте хлеб-соль от наших большевиков и большевичек.