— Не знаю.
— Ну, так в школе все узнаешь. А за письмо спасибо. Большую ты мне, братец мой, службу сослужил...
Когда Васька ушел, Глушин подошел к окну и, глядя ему вслед, думал:
— Какой хороший, какой честный мальчик. Вот из таких пролетарских ребят вырастут новые люди, которые устроят на земле иную жизнь. На смену нам, вступившим в борьбу с богачами, выматывающими жилы у всех тружеников, растет новое поколение—дети рабочих и крестьян. Они донесут до конца наше победное красное знамя.
Надев шапку, он вышел на улицу.
— Пойду к товарищу Стрельцову, покажу ему это письмо,—решил он.— Пусть знает, что у него не ученик, а клад.
НОВЫЙ ТОВАРИЩ
В станице появился новый человек, Герасим Пушкарев. Приехал он из города Екатеринодара, несколько недель тому назад взятого большевиками.
О Пушкареве сейчас же заговорили в станице.
Говорили разное.
Все, сочувствовавшие Советской власти, очень его уважали, прислушивались к его голосу, советам и указаниям.
— Ишь, как ловко он все объясняет.
Несшие гарнизонную службу красные бойцы говорили о Пушкареве так:
— Вот это да! Вот это бывалый парень. С этим, брат, хоть в огонь, хоть в воду — не пропадешь, потому голова! Сразу видать-из рабочих. Одно слово большевик.
Ну, а тем, кому Советская власть не нравилась, те по уголкам шептались:
— Понимаешь,—говорил приятелю лавочник харчевни,— как приехал, так прежде всего из хаты икону вынес. Позвал хозяйку и говорит: „возьмите эту дощечку, у меня есть получше картины“,—да и поразвесил какие-то портреты. Хозяйка обиделась да и спрашивает, что это, мол, за люди на твоих картинах понарисованы, а он отвечает:—вожди, мамаша, вожди наши революционные. Вот это говорит, Ленин, а это... вот даже забыл, как он его назвал, Кармас какой-то.
— Як, як?
— Да Кармас, говорю, или Карлас,— не упомню.
— Может Карл Маркс?—поправил присутствовавший при их разговоре инспектор гимназии.
— А может и Карла Марс, кто его знает.
— Так-с... Ну-с?
— Ну, так вот. Что же это за человек, раз он вместо, икон немца на стенку повесил?
— Большевик,— ясно. И Россию-то они Германии продали, да немцы-ж к нам и Ленина прислали*.
— Говорят, что в городе большевики все церкви спалили и всех попов повесили.
— И я оце чув.
— А кто в церковь ходит, так пулеметом расстреливают.
— А шо-ж, так воно и есть.
— А вы ничего не чулы, правда це, аль брехня?—обратился один из собеседников к инспектору гимназии.
— Не слышал, но возможно, что и правда,—ответил тот, поглаживая то место на петличке, где еще так недавно у него красовались царский герб и звездочки, означавшие его чин.
* Ленин прибыл из за границы (Швейцарии) в Россию вскоре после февральской революции и сейчас же приступил к организации борьбы с временным правительством Керенского. Враги коммунистической партии стали распространить нелепые слухи, будто Ленин приехал их Германии в запломбированном (запечатанном) вагоне для работы в пользу германского императора Вильгельма.
Да и не то еще говорили враги Советской власти.
Пушкарев — рабочий каменноугольных шахт, тайком пробравшийся на Кубань по поручению партийного комитета. С ним приехал и его 12-летний сын Филька.
Не хотел его брать с собою отец, да не на кого было оставить. Раньше Филька работал с отцом в шахтах.
Мать свою Филька не помнит. Ему еще не было года, когда она умерла от тифа.
Филька быстро сдружился с Васькой и Павлушкой. Часто они собирались за сараем, выходившим глухою стеною в сад. Тут они построили себе из камыша просторный шалаш, устроили из ящика стол, перетащили сюда свои пожитки, словом зажили на славу. Филька — парень бывалый, и много интересного рассказывал товарищам.
Как-то ребята возвращались с прогулки в станицу и, проходя мимо кузницы, затеяли ссору с работавшими там мальчиками. Чтобы напугать врагов, один из мальчишек схватил щипцами из горна кусок раскаленного каменного угля и стал им грозить. Филька ловко выбил у него из рук щипцы и накостылял ему шею.
Кузнецы отступили. Тем временем упавший на землю кусок каменного угля Васька погнал по улице палкой.
— Да ты его в воду, он враз остынет,—посоветовал Павлушка.
Васька окунул уголь в первую попавшуюся лужу, потом обмыл его и положил за пазуху.
— На чорта ты его берешь?—удивился Филька,—подумаешь какое добро. У нас на шахтах этого угля ни счесть, ни перечесть. Я его сам добывал.