Васька стоял, как вкопанный.
Тогда незнакомый человек взял его за шиворот, потряс и крикнул ему над самым ухом:
— Ты что, глухонемой, что ли?
— Нет,- растерянно ответил Васька.
— Ну, так пошел отсюда! - и он дал ему пинка.
Васька сбежал с полотна. Коровы его были уже далеко. Человек еще раз погрозил ему пальцем и пошел своей дорогой.
— Чтоб тебя черти взяли,— думал Васька,— и откуда его, сатану, принесло?
Человек оглянулся. Удостоверившись, что на полотне никого нет, он прошел еще немного вперед и свернул в сторону на проездную дорогу.
Минут через десять вдали показался дымок паровоза. Васька бросился собирать свое стадо и стал загонять его на полотно.
Поезд приближался. Раздались тревожные гудки.
Коровы шарахнулись в сторону и стали сбегать с полотна. Васька снова загнал, было, их на насыпь, но раздался такой сильный гудок, что перепуганные животные, задрав хвосты, быстро бросились в поле.
Видя, что с коровами не совладать, Васька растерялся.
А огромный паровоз надвигался все ближе и ближе.
Тогда, стоя меж рельс, Васька вмиг сорвал с себя рубаху, поднял на хворостине и стал неистово ею махать, крича!
— Стой! Стой! Стой!
Поезд стал замедлять ход. Громадный паровоз был уже близко от Васьки и глядел на него своими огромными глазищами фонарями. С паровоза люди что-то кричали, но что Васька разобрать не мог.
Вдруг стало так страшно, что он бросил свою хворостину и опрометью помчался в поле. Отбежав на большое расстояние, он оглянулся и увидел, что возле остановившегося паровоза стоял Трофим, объяснял что-то машинисту и грозил ему, Ваське, кулаками. Потом раздался свисток и поезд медленно тронулся в путь. Трофим, продолжая грозить Ваське, пошел к себе. Переждав, Васька побежал к тому месту, где сидел солдат Стрельцов.
Там никого уже не было.
Тогда он направился к будке. Шагов за пятьдесят от нее он увидел в окне Трофима, который делал ему одобрительные знаки, но в то же время близко подходить не велел.
Васька понял, что план удался, что Стрельцов уже в поезде.
Ощупав еще раз свою шапку, он побежал к коровам и погнал их на обычное место пастбища, а вечером, пригнав скотину домой, не говоря ни слова матери, отправился на мельницу к рабочему Глушину.
— Дяденька,— обратился он к толстому краснощекому мужику.—где здесь работник Глушии?
— А ты кто такой, кто тебя послал?
— Я пастух.
— А зачем тебе Глушин?
— Дело есть.
— Какое такое дело?
Васька не знал что отвечать.
— Иди отсюда.—крикнул на него мужик (это был хозяин мельницы), Глушин твой за решеткой сидит, в город его в тюрьму отправили.
— Как за решеткой?—удивился Васька.
— А вот так, очень просто. Все вы там, голытьба паршивая, будете. Иди, пока я тебе шею не накостылял.
Васька повернул обратно.
— Как же теперь быть?—думал он,—как же я теперь Глушину письмо передам?
Придя домой, Васька попросил у матери есть.
— Где тебя носит, Васька? - обратилась к нему мать.— Смотри, на тебе лица нет. Простудился ты, что-ли?
Она заботливо пощупала ему рукою лоб.
— Голова горячая.-Бегаешь по вечерам, паршивец, сидел бы дома.
Напоив Ваську горячим молоком, мать уложила его спать.
— А Павлушку выпустили? -спросил он у матери.
А ты не тревожься, выпустят твоего Павлушку.
ЗА ТОВАРИЩА
Васька захворал. Всю ночь он бредил, вскакивал. Мать не знала, что делать.
Утром, когда он забылся. Анна сказала попу:
— Уж вы, батюшка, извините - коров нынче не выгоняли: Васька то совсем расхворался.
— Нежный он у тебя больно, ответил поп, ну, да ничего, бог милостив, отойдет твое чадушко-то. Ты-б его поменьше молочком поила да поменьше баловала. Не в князья, чаи, готовишь его, а в работники.
— Да уж, конечно, не в князья—промолвила, нахмурившись, Анна.
К обеду Васька встал с кровати.
— Куда ты встаешь, пострел?—спросила мать:—Лежишь и лежи.
— А как же с коровами?
— Сама накормлю.
— Чего сама. Я пойду,
— Я вот тебе так пойду, что ты у меня будешь всю жизнь помнить Чтоб ты мне не смел из хаты выходить. Захвораешь совсем, а потом возись с тобой.
Васька задумался. Ему нужно было во что бы го ни стало уйти из хаты. У него уже сложился определенный план, как поскорее освободить Павлушку.
— Ничего у меня не болит,—сказал он матери, я пойду на двор играть.
— Я тебе пойду! Сиди смирно в хате!