Жаннетта
– Овьетта, Овьетта…
Овьетта
– Не сердись, моя милая. Никогда придорожные кресты служили для этого так часто…
Жаннетта
– Увы, увы, некогда один крест уже сослужил службу, один настоящий крест, из дерева, на горе, уже послужил как–то раз… в тот самый раз.
Овьетта
– Ты видишь, ты воочию видишь. То, что мы, прочие, знаем, ты видишь воочию. То, чему нас, прочих, учат, ты видишь. Катехизис, весь катехизис, и церковь, и мессу, ты не знаешь, а видишь, и молитву свою ты не читаешь, ты не просто читаешь, ты ее видишь. Для тебя нет ни недель, ни дней. Нет ни дней недели, ни часов дня. Всякий час отвечает тебе перезвоном Анжелюса. Всякий день для тебя — воскресенье и даже больше, чем просто воскресенье, а воскресные дни — больше, чем просто праздничные дни, больше, чем день Рождества или Пасхи, ну а месса больше, чем просто месса…
Жаннетта
– Нет ничего больше мессы.
Овьетта
– Я — усердная прихожанка прихода Домреми в Лотарингии, в христианской Лотарингии. Вот и все. Ты — иное дело, никогда придорожные кресты этих краев не пригождались так часто, с тех пор как они появились на свете, никогда каменные кресты не пригождались так часто, никогда к христианским крестам здешних мест, крестам этого христианского края не было обращено столько молитв за все то время, что они существуют на свете, как за те тринадцать с половиной лет, как на свет появилась ты. Вот, что я знаю. Я и крест на перекрестке дорог на Максэ.
Жаннетта
– Увы, увы, дорога эта ведет к врагам, эта дорога во вражеское село. Как могут христиане быть врагами, сыновья единого Бога, братья Христа?
Все — братья Христа.
Овьетта
– Настолько часто, что тебе стыдно…
Жаннетта
– Овьетта, Овьетта…
Овьетта
– Настолько часто, что тебе стыдно из–за своих непрестанных молитв, и ты таишься. Вместо того чтобы осенить себя крестом в начале и в конце своих молитв, ты произносишь слова, сопровождающие крестное знамение, чтобы не привлекать к себе внимания — ведь тебе пришлось бы креститься все время.
Жаннетта
– Увы.
Овьетта
– Ты хочешь быть такой же, как другие. Ты хочешь быть, как все. Ты не хочешь привлекать к себе внимания. Напрасно стараешься. У тебя никогда это не получится.
Жаннетта
– Я — пастушка, как все, я — христианка, как все, я — прихожанка, как все.
Я — своя вам, такая же, как вы все.
Овьетта
– Напрасны все твои старания, напрасны слова, напрасны надежды: ты для нас своя, но ты никогда не будешь такой, как мы.
Я не упрекаю тебя в этом. Я — в руках Божьих. Все мы, и вся земля, целиком, — в руках Божьих. А чтобы создать мир, нужны самые разные вещи. Самые разные твари нужны для творения. Нужны всевозможные прихожанки, чтобы создать приход. Нужны самые разные христиане, чтобы образовался христианский мир.
Жаннетта
– Были всевозможные святые. Понадобились разные святые. Нужны они были бы и сегодня. И, возможно, нужны были бы еще какие–то особенные.
Овьетта
– Ты — одна из нас, но ты не такая как мы, никогда ты не будешь такой, как мы. Ведь когда я молюсь, мне хватает этого надолго. На время молитвы и надолго после нее. До следующей. До ближайшей.
Жаннетта
– Увы!
Овьетта
– Ты же, сколько бы не молилась, вечно остаешься алчущей, алчущей новой молитвы. И ты все так же несчастна, как и до того. Как до, так и после. Послушай, Жаннетта, я знаю, почему ты хочешь видеть госпожу Жервезу. [323]
Жаннетта
– Никто еще об этом не догадался, ни мама, ни моя старшая сестра, ни наша подруга Манжетта. [324]
Овьетта
– Я–то знаю, почему ты хочешь видеть госпожу Жервезу.
Жаннетта
– Ты, верно, очень несчастна, Овьетта.
Овьетта
– Несчастна, несчастна… Бываю и я несчастна в свой черед. Да только мой черед не всегда. Просто я — девушка ясновидящая. Ты хочешь видеть госпожу Жервезу из–за той тоски, которой полна твоя душа, полна до самой глубины, до дна. Здесь в приходе думают, что твоя жизнь тебе в радость, ведь ты творишь добрые дела, ухаживаешь за больными, утешаешь скорбящих, ты всегда с теми, кому трудно. Но я–то, Овьетта, знаю, что ты несчастна.