Ты противопоставляешь мне моего отца.
Молчание.
Ну что ж, я, окормляемая святым Франциском, тебе, не окормляемой…
Жаннетта
Горячо:
– мне, никем не окормляемой. Поосторожней, госпожа. В христианском мире ты всегда откуда–то родом, всегда с кем–то и с чем–то связана.
В христианском мире нет ни голодранцев, ни безродных. Нет ни скитальцев, ни бродяг.
Вы, окормляемая святым Франциском; мне, окормляемой святым Ремидием, святым Иоанном и святой Иоанной. Святым Ремидием — благодаря моему приходу; а святым Иоанном и святой Иоанной — благодаря моему крещению, благодаря данному мне при крещении имени, благодаря той родственной связи, которая возникла при крещении. Святым Ремидием как прихожанка. И святым Иоанном и святой Иоанной как христианка, как крещеная, как крещеная христианка. Святой Ремидий — покровитель, главный покровитель моего прихода. А святой Иоанн и святая Иоанна — мои покровители, мои главные покровители.
Мои главные покровители по крещению.
Мои покровители по крещению и мои небесные покровители.
Но самый главный покровитель это Иисус — наш покровитель, наш главный покровитель, главный покровитель всех людей.
А Пресвятая Дева — наша мать.
Вы, окормляемая святым Франциском; мне, окормляемой святым Ремидием, святым Иоанном и святой Иоанной. Вы, окормляемая Иисусом; мне, окормляемой Иисусом.
Госпожа Жервеза
– Я, окормляемая святым Франциском; тебе, окормляемой святым Ремидием, святым Иоанном и святой Иоанной.
Я, окормляемая Иисусом; тебе, окормляемой Иисусом, говорю:
Я тебя уверяю: если бы мой учитель, покровитель и отец был здесь; уверяю: если бы твои покровители, твои отцы, крестные отцы, духовные отцы были здесь; если бы Франциск, мой отец, мой учитель Франциск был здесь; и если бы святой Ремидий, святой Иоанн и святая Иоанна были здесь, я утверждаю, что ты тихо пряла бы, дочь моя. Ты не была бы такой заносчивой, дитя мое; не была бы такой самоуверенной. Потому что это были великие святые. Все склонялось перед ними. Ты пользуешься тем, что я — лишь слабая женщина, увы, лишь жалкая грешница, как и все. Грешница. Нищенка, просящая милостыню. И ты тоже склонилась бы перед ними. Вместе со мной, вместе со всеми мы склонились бы перед ними. Вместе — без разбору, вместе — сообща, вместе — всем миром. Они были так близки к благодати, они были так напоены источником, они были так близки к источнику, они были так напоены благодатью, что сами источали благодать, зримо источали благодать, полнились благодатью словно животворный источник. И все не только подчинялись, дитя мое; не только следовали за ними; не только склонялись перед ними; нет, не только; все обретали счастье, все находили в них радость и утешение, черпали в них радость и утешение, вес получали через них пищу духовную; вес с радостью подчинялись, с радостью шли следом, с радостью повиновались, с радостью склоняли голову. Ты склонилась бы, дитя мое, ты смиренно склонила бы голову. Все подчинялись, все с радостью шли следом. Это не сопровождалось, как теперь, принуждением и неблагодарностью, строгостями и суровостью, это не было из–под палки и насильно. Это была неиссякаемая радость, неизбывная благодать, радость, наслаждение идти следом, удовольствие идти вслед. Наоборот, потребовалось бы приложить усилия, чтобы не пойти за ними, бесплодные, невероятные усилия, усилия, которых к тому же никто и не прилагал, которых никому не хватило бы духу приложить. Радость полноты и благословения. Словно становишься землей, залитой, прогретой солнцем, напоенной теплыми добрыми весенними дождями, теплыми добрыми осенними дождями. Этому отдавались. В этом растворялись. И вместе с тем чувствовали себя свободными, чувствовали себя совершенно свободными. Были полны радости, понимаешь. Плакали от радости. У тебя ее было бы вволю. Плакали от радости. Отдавались целиком. Плакали от благости. Все. Пили это молоко. Запасались, насыщались, купались в этой благодати. Ее было слишком много. Она пропадала зря. Слишком много ее пропало. Не знали уже, что с ней делать. Она лилась со всех сторон. Не то, что теперь. Теперь ее не хватает. Теперь мы проводим каналы. Теперь мы словно хлебопашцы, словно крестьяне, словно земледельцы, словно садовники, которым не хватает воды; и поэтому мы устраиваем запруды, чтобы не потерять ни капли из тоненькой струйки; чтобы не дать ничему пропасть. Мы строим запруды и каналы, системы каналов; мы распределяем, мы
регулируем, мы используем эту тонкую струйку воды; воды вечной; струйку воды из вечного источника. Мы стараемся использовать ее как можно лучше. А земли наши все же политы скудно. Земли наши скудны. Скудная струйка воды. Скудные земли. Скудные урожаи. В своих оскудевших руках мы приносим лишь скудный урожай. Счастье еще, если мы хоть что–то приносим. Она лилась рекой. Лилась неиссякаемым потоком. Есть разница между большой рекой и детскими забавами. Между большой рекой и каналами, искусственными, водными забавами. Но я — лишь слабая женщина. Этим–то ты и пользуешься. Ты этим злоупотребляешь. Ты сильнее меня. Но Бог сильней и тебя, и меня. Ты сопротивляешься. Ты споришь. Ты упорствуешь. Но Бог, коли будет Ему угодно, сильнее всех. Бог, если будет на то Его воля, сотворит то, чего я, недостойная, сделать не могу. Деяния и молитвы Иисуса, обеты Иисуса, деяния и молитвы всех святых работают на нас. И кто знает, быть может, Бог пошлет что–нибудь в ответ на мои молитвы, как бы мала, недостойна и убога я не была. Быть может, Он пошлет, без сомнения, Он пошлет многое в ответ на твои, ибо нужно молиться о себе, сначала нужно молиться о себе, Богу угодно, чтобы люди молились и чтобы сначала они молились о себе. Иначе в человеке появилась бы гордыня. Даже капелька гордыни — уже гордыня. Господь вырвет тебя, Господь освободит тебя из этого рабства. Господь спасет тебя. Господь избавит тебя от этой тревоги. Этой опасной, этой губительной тревоги. Гибельной для твоей души. Смертельной тревоги. Господь выведет тебя на свет из той тьмы, из тех потемок, в которых ты ищешь.