Г-н Гурджиев решил с рассветом отвезти меня в Сочи и самому править лошадьми, двигаясь очень медленно, чтобы избежать толчков.
Моя жена и Марфуша упаковали вещи и одели меня. В пять утра появился г-н Гурджиев с двумя повозками. На одну из них он положил матрас так, чтобы я мог лежать во весь рост, головой к лошадям, а затем привязал меня бельевой верёвкой. Повозка тронулась, моя жена села в моих ногах. На второй повозке ехали Марфуша и багаж. Когда я шевелился, г-н Гурджиев говорил только «Фома, Фома», положив руку на мой лоб, и я успокаивался. Но в какой-то момент я неожиданно так забеспокоился, что разорвал верёвку. Медленно мы одолели двадцать две версты до Сочи; некоторые прохожие бросали на меня цветы, думая, что я умер. Мои губы были синие. Я выглядел совсем одеревенелым в своей военной форме.
Из-за сильной эпидемии брюшного тифа ни в одной больнице в Сочи не было свободной койки. Г-н Гурджиев смог найти палату только в доме для выздоравливающих офицеров. Там мы провели ночь, а утром пришли доктора, чтобы осмотреть пациентов. После осмотра они сказали моей жене, что у меня тиф и из-за того, что болезнь очень заразна, они не могут больше оставлять меня здесь. Моей жене нужно было найти другое место, но его не было. Ситуация была безнадёжной до тех пор, пока один из докторов не нашёл свободную койку в маленькой сельской больнице за несколько вёрст от Сочи. У нас не было иного выбора, как согласиться. Это была крошечная больница. В палате было ещё три койки, кроме моей.
Г-н Гурджиев уехал, как только меня определили, но моя жена осталась со мной. У одного мужчины в палате была скарлатина, у другого дифтерия, а у третьего тиф. Меня осмотрели и выкупали, чтобы снизить температуру. Затем дали все необходимые лекарства, после чего я провалился в глубокий сон. Тогда доктор сказал моей жене, что не может ей позволить остаться в больнице. Он спросил, где он может найти её в случае необходимости, но она отказалась уходить. Он настаивал, утверждая, что для неё нет свободной палаты, даже негде сесть, и он ни в коем случае не может позволить кому-либо оставаться в больнице для заразных больных. Жена ответила, что она не уйдёт, и если будет нужно, останется в саду. Наконец доктор сказал, что нет никакого смысла спорить со столь непреклонной женщиной, позволив ей остаться. Перед тем как он ушёл, он даже принёс табурет к моей кровати. Ранее г-н Гурджиев убеждал Ольгу расположиться в отеле, в забронированном им для неё номере, и немного поспать, потому что она четыре ночи не спала. Но она осталась в больнице. Намного позже г-н Гурджиев сказал, что он после этого стал смотреть на неё по-другому.
В сентябре, в девять часов вечера уже было темно, хоть глаз выколи. Около одиннадцати ассистент доктора сказал моей жене, что из-за слишком медленного пульса мне необходимо сделать укол камфоры, которой у него нет. Он не мог найти ни нашего доктора, ни остальных врачей, хотя всюду звонил по телефону. Снова ситуация была критическая. Ассистент сказал, что он сможет сам сделать мне укол, если у него будет камфора. Он указал на слабый свет вдали среди деревьев и сказал, что это военный госпиталь, где точно должна быть камфора. Поскольку он не имеет права покидать больницу, то предложил моей жене сходить и принести её. Ночь была очень тёмной, как бывает только на юге, но она пошла. В военном госпитале её выслушали, но отказались лечить больного, за которого отвечает другой врач. Наконец, после яростной перепалки, они поняли, что это вопрос жизни и смерти, и одна из медсестёр согласилась пойти и сделать укол, если он действительно необходим. Конечно же, она поняла, что укол нужен, и я был спасён.
Утром, когда вернулся доктор, моя жена спросила его, как он мог уйти, не оставив своему ассистенту никаких инструкций. Он ответил: «Я разрешил вам остаться только потому, что был уверен, что ваш муж эту ночь не переживёт, и было бы бессердечно выгнать вас. Но вы, наоборот, спасли ему жизнь». С тех пор он стал нашим другом и делал для нас всё, что мог.
Моя жена смогла убедить одного из выздоравливающих пациентов переехать в гостиничный номер (который она оплатила на неделю вперёд), таким образом, у нас была отдельная палата в больнице. Мы могли попросить Марфушу приехать к нам. Было очень важно изолировать меня, потому что я мог заразиться от других пациентов, которые были в палате. В этой маленькой больнице было жарко и грязно. Не было даже простыней, чтобы накрыть матрасы, набитые сеном. Почти невозможно было что-нибудь купить. После долгих поисков моя жена купила шёлк у уличного торговца-китайца и сшила простыни и наволочки, а одеяла были не нужны из-за жары.