Рискуя рассердить спутника, Зоя нагнала его и взялась сбоку за его пояс, запустив под грубую ткань пальцы. Нашатырь притормозил, опустил взгляд и на пару секунд замер, очевидно, решая, можно ли простить такую вольность. Но почти сразу зашагал дальше, не издав ни звука. В конце концов, он себе сегодня гораздо больше лишнего позволил.
Так они и шли до самого убежища на сейбе, словно совершая странную молчаливую прогулку по ночным джунглям. Нашатырь уверенно продвигался вперед сквозь почти кромешную тьму, подстроившись под мелкий торопливый шаг Зои. Тыльной стороной руки она чувствовала шевеление могучих мышц, переставляющих его динозавровые ножищи, поражаясь в который раз, насколько крепко ее проводник сложен и насколько снисходителен к человеческой слабости. Зоя следовала за спутником, уже почти прижавшись к нему, и озиралась по сторонам, улавливая незримое движение, перетекание, колебание подступающего отовсюду и с каждой секундой густеющего мрака. Вокруг влажно дышала неусыпная дремучая сельва. То тут то там вспыхивали огоньки бессчетных любопытных глаз, среди ветвей высоко над головой носились стремительные крылатые тени, воздух звенел от несмолкающих трелей насекомых. И Охотник, прибывший из другого мира, невероятным образом казался частью этого леса. Он настолько органично вписывался в царящую под шепчущим пологом таинственную, будоражащую атмосферу, что казалось, на самом деле он был здесь всегда, как некое древнее языческое божество, предания о коих до сих пор хранят местные самобытные племена. Но одной только Зое посчастливилось увидеть его, прикоснуться, понять… И остаться при этом в живых.
Глубокой ночью они добрались до места назначения. Отцепившись, наконец, от Нашатыря, утомившаяся исследовательница приготовилась лезть на платформу, но призывное щелканье остановило ее. Охотник указал головой на расчищенную двумя днями ранее площадку, намекая, что вот теперь-то самое время поговорить. Убедившись, что спутница подошла, он наклонился и принялся вычерчивать что-то когтями. Только Зоя его самого едва различала в темноте, а уж что он там рисует и подавно не могла разобрать. Пришлось сходить за ХИСами, дающими более равномерное и менее яркое свечение, чем фонарь. Разложив три последние святящихся колбы по периметру Нашатырова художества, женщина обнаружила свое изображение в компании нескольких вооруженных мужчин. Она подтвердила правильность хода его мыслей. Тогда Нашатырь убрал с лица маску и поглядел на Зою, недоверчиво щуря один глаз.
— А что? — не поняла она.
Охотник резко вернулся в согнутое положение и перерисовал мужчин таким образом, что они нападали на Зою, после чего снова воззрился на нее: «Я уже один раз спас тебя от твоих же сородичей, сейчас ты точно уверена?»
Нет, уверена она не была. В душе снова шевельнулись сомнения. Но что Зоя могла ему ответить? Она не знала этих людей и опасалась их, только и особого выбора не оставалось. Нельзя же было шастать по лесам вечно. Они с ним слишком разные, чтобы продолжать следовать одним путем, пора с этим заканчивать…
Решительно выдохнув, женщина подобрала какую-то вичку и при помощи нее вернула солдат в мирное расположение духа, но добавила с краю пиктограммы дерево, на которое посадила Нашатыря, наблюдающего за происходящим. Охотник заворчал, да так и быть согласился. Он первое время присмотрит за ней и, в случае чего, придет на выручку.
Вот и все. Наконец-то спокойствие и определенность. Только почему так грустно?
— Как же тебе, наверное, трудно приходится, — с сожалением проговорила Зоя, ковыряя палочкой землю. — Все твои планы я, похоже, благополучно похерила, еще и вынуждаю дальше на меня время тратить. Тебе, поди, уже и домой давно пора?
Уловив в ее голосе печаль, Нашатырь успокоительно заворковал и вытянул жвала: «Ты можешь рассчитывать на поддержку».
— А могу я рассчитывать на то, что вы когда-нибудь перестанете нас убивать?
Нашатырь насторожился. Зое, порой, казалось, что он уже начинает понимать смысл некоторых ее фраз, но все же гораздо вероятнее он реагировал на интонацию, мимику и сопровождающие речь незначительные движения. По крайней мере, она сама ориентировалась именно подобным образом.
Возникший внезапно вопрос Зоя решила продублировать графически. Ну, мало ли, а вдруг… Она нарисовала человека и Охотника, нападающих друг на друга, потом поменяла им позы так, что они жали друг другу руки, ну, или, держались за руки. Зоя не могла ручаться, что Нашатырь опознает подразумевающееся перемирие, но он, видимо, все-таки понял. И надолго задумался. Когда он напряженно о чем-то думал, его взгляд будто бы тускнел, а жвала начинали беспорядочно шевелиться, периодически со стуком задевая друг друга. В этот раз скрежетал он долго, то поглядывая на Зою, то переводя взгляд на рисунок. Наконец прикоснулся к своему лбу и показал пустые ладони — очевидно, имелось в виду, что у него нет определенных мыслей на этот счет. Он не знал. Он не решал такие вопросы.
— Так, что же… Завтра? — Зоя осознала тщетность этого разговора и вернулась к основной теме. — Завтра ты меня проводишь? Мы все решили?
Нашатырь повертел головой, прислушиваясь к прозвучавшим словам, поднялся и вместо ответа легонько подтолкнул ее к месту подъема на дерево. Конечно, все решили, к чему опять переспрашивать? Ему, похоже, не терпелось передохнуть после дневной беготни и, заодно, получить очередную порцию вечерних нежностей. У Зои даже появилось подозрение, что основная причина их сегодняшнего возвращения на сейбу, крылась не в стремлении Охотника дать спутнице время на раздумья и не в его заботе о том, чтобы она могла забрать все свои вещи — хотя, для женщины это действительно было немаловажно; Нашатырю, скорее всего, просто очень хотелось, чтобы единственная в мире дружелюбно настроенная человеческая особь еще немного побыла с ним рядом. Как ни странно, в этом их желания полностью совпадали.
Ночь они провели уже почти привычным образом: Зоя уютно устроилась под пахучим Нашатыровым боком, а Нашатырь практически свернулся вокруг нее в клубок. Только вот заснуть на этот раз не удавалось долго. В голове женщины творился сумбур. Зоя лежала с открытыми глазами, вороша память и отчаянно пытаясь успеть поверить во все случившееся, пока джунгли и Охотник не ушли из ее жизни как фантастический сон. Без страха облокотившись на своего инопланетного друга, она отстраненно почесывала под его ужасающей челюстью. А он замер с нелепо вытянутой шеей, будто бы боялся, что, стоит ему пошевелиться, и эти приятные касания навсегда прекратятся. Возможно, сейчас ему доводилось ощущать чью-то ласку в последний раз.
========== Глава 18. Прощание ==========
Когда Зоя проснулась, солнце стояло уже достаточно высоко. Нашатырь дал ей выспаться перед долгой дорогой, а сам с утра пораньше сгонял за провизией — вчера ни сам Охотник, ни его спутница так и не успели поесть. Да и как-то не шли на ум мысли о пище…
В этот раз он расстарался, закатив настоящий прощальный пир: добыл и фруктов, и всякой пернатой дичи — может, пытался наверстать упущенное за последние полуголодные дни, либо просто хотел напоследок как следует покормить глупую человеческую самку, которая сама-то о себе позаботиться вообще не в состоянии. Не исключено, что он также пытался оставить о себе максимально положительное впечатление, перед тем как они расстанутся.
Прежде Зое никогда бы не показалось, что его заботит, насколько хорошо или плохо она думает о нем, но, похоже, Нашатырю было не так уж все равно. Ему нравилось одобрение, каким бы способом оно ни выражалось, хотя, конечно, он всеми силами пытался не подавать вида. Да только без толку. Зоя, способная с девяностопроцентной достоверностью определить эмоциональный настрой даже по совершенно бесстрастной крокодильей или змеиной морде, быстро его раскусила. Это лишь с виду Нашатырь выглядел хладнокровным и толстокожим, глубоко же внутри пряталась сущность, ведавшая и нежность, и сострадание; подверженная таким же сомнениям и страхам, какие, порой, теснятся в душе любого разумного создания. Сущность самолюбивая и обидчивая, но вместе с тем весьма отходчивая, приученная идти на уступки и нести ответственность. Вот что на самом деле представлял из себя Нашатырь. И таким его вряд ли знал еще хоть кто-то, ибо все его положительные и слабые стороны обычно были заключены в столь непрошибаемую броню, что любые попытки окружающих вывести его на чистую воду, если когда-то и предпринималась, то наверняка отскакивали как горох о стенку. Сколько раз сама Зоя, приближаясь к разгадке его личности, натыкалась на непроницаемую преграду, сколько раз он пугал ее и отталкивал, замыкаясь в себе и потом подолгу прячась, уходя от контакта… И, лишь сейчас, перед самым моментом расставания, решился выглянуть ненадолго из своей жесткой шипованной скорлупы. А уже завтра затворится ею вновь. Потому что Охотник не может позволить себе ни одной, даже самой маленькой слабости. Потому что иного пути у него нет. Потому что восемь из десяти будут безжалостно вычеркнуты, и он не должен войти в их число.