— Да, — девчонка гордо выпрямилась в седле. — Меня ждет Темная Империя. Я еду в страну, где царит Тьма, потому что только во Тьме — настоящая свобода и настоящее творчество.
— А скажи мне вот еще что, девонька. — Клара все еще улыбалась, но было что-то в ее голосе, что заставило девчонку напрячься. — Ты вот, к примеру, рисовать умеешь?
— Ну, умею, — опасливо буркнула всадница.
— Так вот, как-нибудь ночью, когда вокруг эта самая твоя тьма, возьми листок бумаги да карандаш. А потом погаси свечу, закрой глаза — и рисуй. Во тьме. И утром подумай, что у тебя с твоей Тьмой выйдет: творчество или мазня да каракули, ох, получше подумай.
— Да ты… — задохнулась от гнева девчонка.
— Езжай, — сказала Клара, уже не улыбаясь. — Я не держала тебя и не держу. Ты выбрала путь — так езжай или выбрось из головы всю эту дурь про Тьму и свободу и возвращайся домой, к папе и маме.
Девчонка ничего не ответила, лишь пришпорила лошадь, обрадовавшуюся, что ее больше не сдерживают, и помчалась по тропе, уводящей на восток.
Утром следующего дня, когда семейство Доннерветтеров в полном сборе сидело вокруг древнего массивного стола с резными ножками, изображавшими львиные лапы, и за неспешной беседой пило полуденный чай с непременными сушками, их посетил гость. Сначала раздался вежливый стук в дверь, а затем, когда дед Авессалом, несмотря на свою глухоту, расслышавший стук дверного молотка, крикнул: «Входите, не заперто!», дверь открылась, и через порог с легким поклоном переступил нежданный визитер.
Это был высокий темноволосый молодой человек лет двадцати, в ярко-вишневом камзоле, из-под которого пенными волнами стекали ослепительно белые кружева изящной рубашки. Вишневость камзола перечеркивалась, словно небо молнией, темно-синей, усыпанной золочеными бляшками перевязью, на которой висела шпага в скромных (на удивление) ножнах. Возможно, что поклонился он, проходя в дверь, потому что боялся задеть притолоку пышным плюмажем из страусиных перьев, венчавшим шляпу.
— Рад приветствовать вас, господа. — Гость еще раз поклонился, отточенным движением сдернул шляпу с головы и, зажав ее в руке, небрежно взболтнул шляпой воздух. Страусиные перья метнулись по безупречно чистому полу, с утра вымытому Марией-Розой. — Я — Леобальд Таммер, возможно, вы слышали обо мне.
Леобальд Таммер выжидательно замолчал, словно ожидая, что хозяева ахнут: «Да что вы говорите! Сам Леобальд Таммер! Не может быть!» Однако встретил он лишь внимательную тишину. Дед Авессалом, Клара, Элджернон и Мария-Роза доброжелательно глядели на гостя.
— Ну, впрочем, — Леобальд улыбнулся несколько натянутой улыбкой из-под черных щегольских стрелочек усов, — слава о моих подвигах еще не достигла вашего участка Рубежа. А еще вы можете знать меня под одним из моих прозвищ: Спаситель, Победитель, Сокрушитель, Десница Света — их много, видите ли.
— Проходите, проходите, — неожиданно засуетилась Клара. — Что ж вы, дорогой Леобальд, у порога-то стоите? Ох, что ж мы сразу-то не сообразили. Вы к столу присаживайтесь. Мы сейчас чаю… Мария-Роза, милочка, чашку подай.
Но Мария-Роза и сама уже поняла, что нужно сделать. Она выскользнула из кресла и поставила на стол чашку из почти просвечивающего легчайшего фарфора, расписанную маленькими росчерками чаек, летящих над пенящимися волнами. Элджернон тем временем придвинул к столу еще одно кресло.
— Да, спасибо, — вновь поклонился гость и сел за стол. — Чай? Да, конечно, горячий и без сахара. Сушки? Несомненно, и варенье тоже. Благодарю вас.
Леобальд Таммер изящной серебряной ложечкой положил варенья в крохотную хрустальную розетку, отхлебнул горячего ароматного чая и откинулся на спинку кресла.
— Чай… Чайки… — мечтательно произнес он, осторожно, двумя пальцами держа тонкую чашку. — Хорошо тут у вас, на Рубеже. Идиллия.
Последнее слово он произнес с отчетливой иронией.
Хозяева продолжали выжидательно молчать.
— Ну да, — едва уловимой улыбкой сверкнул из-под усов Леобальд. — Конечно, я не чай пришел пить. Я хочу поговорить о делах.
— О делах? — переспросил дед Авессалом, приставляя ладонь к уху. — О каких таких делах, молодой человек? Вы чаек-то пейте, пейте, сушки кушайте. О делах не говорят за едой.
— И то верно, — поддержала деда Клара. — Варенье вкусное, сама варила. Мои-то едят и нахваливают, ох, нахваливают.
Клара даже заулыбалась, гордясь своим вареньем.
— Верю-верю, — торопливо произнес гость. — Но, полагаю, останавливаете вы нашествие Темного Властелина отнюдь не вареньем, не так ли?