- Я ничего, - забормотал тот.
- Я вижу. - Пробитый выстрелил ему в ногу, и "торпеда" скорчился, взвыв, на полу рядом со своим стонущим подельником. Последний сидел, прислонившись спиной к перевернутому столу, с силой прижмурив глаза, тряся головой и сжав живот рукой, будто боясь, что простреленные внутренности вывалятся на пол.
Иосик остолбенел. Он только пискнул жалобно, как крыса, которой наступили на хвост.
- Давай. - Пробитый схватил Иосика и поволок его в сторону автостоянки. Ключи.
Он вырвал у приятеля ключи. Завел машину, руки немножко подрагивали, в голове билась кровь, ноздри жадно расширялись. Пробитому было хорошо. Он сорвал "Мерседес" Иосика резко с места.
Иосика, сидевшего на переднем сиденье, било, будто в пляске святого Витта.
- Ты... - Он всхлипнул. - Ты что сделал?.. Четырнадцать тысяч... Какие-то четырнадцать тысяч. Ух... Меня убьют. Убьют... Ты убил их... Тебе что. А меня убьют... Убьют.
- Если не заткнешься, убью тебя я, - прикрикнул Пробитый, сбрасывая немножко скорость.
- Убьют, убьют, - раскачивался из стороны в стороны Иосик. Вдруг он, округлив глаза, тонко и истерично завизжал: - Ты виноват! Зачем я связался с таким психом! Ты псих, псих, псих!
- Ясно. - Пробитый остановил "Мерседес", распахнул дверцу, неторопливо вылез из салона, потом вытащил упиравшегося Иосика, взяв его за шкирман.
Тот побледнел и воскликнул:
- Ты что делаешь?
- Я тебя предупреждал!
- Извини... Слышь, правда! Я не хотел!
Пробитый подсечкой сшиб Иосика с ног, вытащил из-за пояса пахнувший порохом пистолет Макарова, в котором оставалось еще больше половины магазина.
- Не-ет! - заорал Иосик.
Пробитый пожал плечами, взял Иосика за отворот пиджака, поставил на ноги. И укоризненно произнес:
- Ты меня обидел.
- Извини!
- Сука ты, Иосик.
Пробитый снова нажал на спусковой крючок, Иосик упал, держась за ногу. Пробитый внимательно посмотрел на него сверху вниз, раздумывая. Потом обернулся и пошел к "Мерседесу"...
Глава 7. ПСИХИАТР ДЛЯ ЖЕРТВ РАЗБОРОК
- Ну что, уважаемый Арнольд Валентинович, всякие увещевания подумать о ценности жизни, взглянуть на все с другой стороны в вашем случае вряд ли помогут, - сказал психиатр. - Пичкать вас таблетками - этого я не порекомендую... Хотите честно?
Арнольд ничего не ответил.
- Или вы выберетесь из этого состояния сами, или никакие лекарства вам не помогут. Только подумайте, что, если вы не выберетесь, все созданное вами растащат ваши же бывшие друзья. И будут вспоминать вас, смеясь. Притом смеясь с чувством превосходства... Нет, Арнольд Валентинович, вам нужно возвращаться к жизни. И как Можно быстрее.
Пожилой психиатр был из эмигрантов последней воланы и носил немецкую фамилию Браун. Он один из немногих, кому удалось пристроиться в Германии по врачебной специальности. В России он был большим специалистом по реактивным состояниям, то есть по психическим расстройствам, возникающим как реакция на травмирующие факторы. И теперь его использовали в паре клиник именно для работы с "новыми русскими", многие из которых пострадали в различных разборках и нуждались в ласковом слове психиатра.
- К чертям, - твердил Арнольд.
- Вам нужно просто коснуться ногами самого дна, а потом вы поймете, что попали не туда и заслуживаете лучшей участи. Всему свое время...
Говорил психиатр с пациентами просто, как с равными, будто обсуждая досадные проблемы, сознательно избегал всяких мудрых многосложных психиатрических терминов и не напускал на себя таинственную многозначительность, которая нога в ногу идет с крупными гонорарами. Вид у него был домашний, и, в принципе, в другой ситуации он бы Арнольду понравился. Но сейчас ему вообще ничего не нравилось. С каждым днем ему становилось все хуже. Теперь все вокруг было будто покрыто ватой. Снаружи, из окружающего мира, чужие слова и эмоции долетали до него с трудом. А внутри все было будто отравлено ядохимикатами.
- А немножко выпивки не помешает, Арнольд Валентинович, - потер руками психиатр. - Совсем не помешает... Если вы только не решите посвятить ей всего себя... Пора, пора брать себя в руки, уважаемый.
- К чертям, - повторял Арнольд.
Физически он приходил в себя достаточно быстро. Но это ничего не значило. Были вещи, терзавшие похлеще боли в простреленном боку. Это все те же воспоминания. Те же кошмары. Иногда он орал во сне, и тогда прибегали быстрые и заботливые в пределах своей более чем приличной зарплаты медсестры.
Однажды он понял, что один с кошмарами не совладает, и тогда налил прямо в стаканчик для чистки зубов виски, залпом, прижмуриваясь, как противное лекарство, проглотил его. С непривычки со стакана шарахнуло в голову достаточно сильно. Но зато огненный вкус виски на время отшиб так и не желающий оставлять его вкус апельсинового сока на губах, и перестало на время казаться, что сейчас загремят выстрелы и ударит тупо в грудь пуля.
Лена улетела в Полесск, названивала постоянно. Он заставлял ее докладывать, что творится в фирме.
- Они же подонки, Арнольд! - кричала она. - Ты не представляешь, что они творят! Что мне делать?
Он выслушивал ее без интереса.
- Ничего не делай, - повторял он механически. - Ничего... Я сам. Сам...
- Как же тебя не хватает! Я приеду...
- Нет! - кричал он, бросал трубку, отключал телефон и тянулся к уже дожидавшейся его бутылке.
Поскольку угроза жизни миновала и в целом Арнольд чувствовал себя более-менее, врачи сквозь пальцы смотрели на то, как русский клиент народными средствами снимает стресс.
Несколько раз к нему рвались приятели и сотрудники фирмы "Восток", которых занесло в Германию по делам, но он приказал посылать всех к чертям.
Между тем в Полесске шел пир на весь мир. Глушко лежал в могиле, его любимая жена наконец сняла траур с некоторым сожалением - она не раз слышала, что черное ей к лицу, - и занялась тем, о чем мечтала давно, - делами фирмы и имуществом мужа.
В делах покойного мужа она разбиралась туго, но отлично знала, как такая женщина, как она, должна решать свои проблемы. И все чаще вдову видели в ресторанах в провождении Дона Педро. Тот после покушения, жертвой которого едва не стал вместе с Глушаком, успел очухаться и окончательно вернуть себе доброе расположение духа. Роль утешителя, водителя, телохранителя и финансового консультанта Инессы он исполнял добросовестно.