- Хороша.
- А ты думал, какая у Глушака, царствие ему небесное, жена должна была быть? - хмыкнул Сапковский. - Как раз под его характер.
- Глушак, - протянул Арнольд с некоторой грустью. - Кажется, давным-давно его потеряли. А времени немного прошло. Время вообще странная вещь, Плут. Странная. События, которые были в детстве, стоят перед глазами. А лица людей, которые ушли только что, блекнут.
- Сократ ты наш, - произнес Плут ехидно. - Спиноза Полесский.
- Зря смеешься... Побывав там, становишься немного другим...
- Слышь, Арнольд, хватит нерв тянуть... Пить ты не пьешь, так хоть с девками гуляешь?
- Вроде того...
- Так давай. Московский музыкальный театр нашу дыру осчастливил гастролями. Я уже клинья подбил к танцевальной группе. Там девочки, я тебе скажу... Наши туземки уже осточертели. Деревня все-таки, даже если на конкурсе красоты победили. А там - шарм. Актрисы. Представь, Арнольд...
- Девочки, говоришь? - задумчиво произнес Арнольд.
- А ты что, после ранения на мальчиков перешел?
- Кончай лыбиться, морда, - хмыкнул Арнольд и хлопнул ладонью по подлокотнику дивана, на котором сидел.
Повод для праздника был. Только что Арнольд провел собрание учредителей "Востока", при этом на него вызвал людей, которые вообще успели забыть, что учреждали эту фирму. После некоторой закулисной обработки голосующих единогласно был изменен устав, в результате чего Инесса вообще лишилась всего, а Арнольд стал фактически хозяином фирмы. И если раньше доля учредителя не наследовалась, то сейчас значилось, что она наследуется, так что даже если вдруг кто-то решится на крайность - убрать владельца акций, чтобы загрести его пакет, тот перейдет наследникам. Инесса собрание проигнорировала, отлично понимая, что все равно кончится оно не в ее пользу. Поэтому она просто заранее напилась.
- А ведь убедил, черт польский. - Арнольд снял с пояса сотовый телефон, нащелкал номер. - Алло, Лена... Все хорошо прошло. Как я и рассчитывал... Только тут кое-какие проблемы. Надо фуры на таможне встретить, там непонятки могут возникнуть... Завтра подъеду. Не жди меня... Целую, дорогая...
Он ногтем щелкнул по телефону.
- И даже не покраснел, - восхитился Сапковский. - Красиво врешь.
- Практика...
Сапковский тоже в темпе обзвонил жену и любовницу, соврав, что намечаются неотложные дела. Потом прозвонил насчет отдельного кабинета в "Бригантину" престижный ресторан на берегу Балтийского моря, откуда открывается удивительный вид на косу и вдали мигает, маня, далекий маяк... После этого он дозвонился до актрис - те уже были в боевой готовности. Вызвав шофера, проинструктировал его, чтобы тот забрал девушек из отеля и вез их быстрее в "Бригантину". Таким образом организовав все, он кивнул Арнольду:
- Поехали...
...Сапковский вел свой плавный, незаметно пожирающий расстояния "Ягуар" одной рукой, небрежно, наслаждаясь властью над отлично дрессированным, слушающимся каждого движения механическим зверем. Машина очертаниями, мягкими повадками и силой действительно напоминала совершенное животное, в честь которого названа.
Он включил магнитофон, из динамиков полилась современная музыка каких-то неотличимых одна от другой групп-близнецов - они блеяли про любовь, про то, что кто-то у кого-то одна.
Плут вдруг стал задумчив. Он помрачнел, и видно было, ему что-то хочется спросить, но он не решается. Наконец он произнес:
- Арнольд... Ну а как там?
-Где?
- На том свете. Как? Ты все-таки одной ногой в могиле стоял.
- Скоро узнаешь, -хмыкнул невесело Арнольд.
- Все там будем, - нервно произнес Сапковский, обгоняя зазевавшийся у поворота "жигуль". - Глушак уже там... Грехов-то у Глушака немало. Туго ему там.
- Кто знает.
- Туго, - настойчиво повторил Сапковский. - Кто же его так, не пойму.
- Я чуть башку не сломал, пока думал.
- Мои безопасники покопались, ментам хрусты я исправно отслюнявливал. Никто ничего не поймет. Глушака, конечно, было за что валить. Врагов он немало нажил... Но кто - ума не приложу.
- Может, когда-нибудь узнаем...
- Что он тебе тогда говорил, перед смертью?
- Почти ничего не успел... Озабоченный был какой-то. У него все мысли были о тех бабках, на которые нас нагрели.
- Бабки, бабки...
- Злой был, как пес цепной, - припоминал Арнольд. - Он по телефону еще когда мне звонил, в "конюшню" приглашал, тогда еще обещал, что кой-кому хреново придется, потому что он в гневе.
- В гневе Глушак был страшен, - усмехнулся невесело Сапковский. - Да чего ворошить прошлое.
- Недалекое прошлое. И неизвестно, закончилась ли история, - сказал Арнольд.
- Накликаешь... Слушай, а чего Дон Педро тогда к "Ипподрому" притащился?
- Не знаю.
- Странно все это.
- Что странно?
- Да когда Инесса в "змеевнике" в Дона Педро китайской лапшой бросала, так взвизгнула что-то вроде того, что "мужа погубил, а со мной не выйдет".
- Ничего себе, - присвистнул Арнольд. - Кстати, когда я сцепился с ним в офисе, он тоже намекнул, что кто круто забирает, тот долго не живет.
- Вот это да. Тихий Дон Педро. Шестерка вчерашняя.. . Ха. Чего делать будем с ним?
- Не знаю. - Арнольд задумчиво посмотрел на пролетающие мимо один за другим с нарисованными белыми кольцами деревья. - Пока ничего. Пускай милиция с ним разбирается.
- Пускай...
Часть III
А ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА ТАБАК
Глава 1 БИТВА С "ТИТАНОМ"
Ушакову не дали спокойно отойти, успокоить нервишки после того, как он бросился грудью на гранату. События сыпались, как из рога изобилия.
Перво-наперво Гринев снова сцепился с "этими педрилами ротаторных машин", так он величал редактора "Грезвого взора" и его подчиненных. Один за другим выходили номера, где Гринева как только не полоскали - в результате получился законченный образ держиморды и гонителя всего святого, так что замначальника розыска утомился таскать иски в суд, куда ходил, как на работу. Судебные заседания привычно срывались, потому как журналисты на них принципиально не ходили, прикрываясь справками о своих многочисленных заболеваниях.
- Прямой кишки у него заболевание! - брякнул на суде Гринев.
История докатилась до центрального телевидения, где в "Человеке и законе" пятнадцатиминутный репортаж был посвящен тому, как в Полесске менты губят свободу слова. Гак уж повелось на Руси, что любые попытки призвать пишущую братию пусть не к порядочности, а хоть к какому-то порядку сразу записывались в злостные покушения на свободу слова. Притом корпоративность журналистской братии напоминала железобетонную несокрушимую стену. И никого из этой публики не интересовало - прав их машущий пером, как окровавленным топором, коллега или нет.