На Инессу снимок особого действия не оказал.
- Вот черт, - только и произнесла она.
- Как прокомментируете? - спросил Ушаков.
- А никак. Этот ревнивый идиот нанял сыскное агентство "Титан", чтобы там выяснили, есть ли у меня хахаль. Вы скажите, если он всех манекенщиц в городе переимел, почему мне хахаля не иметь, а?
- Дальше, - потребовал Ушаков.
- Муж приехал из Германии. И мне в морду вот эту самую фотографию. Такой шедевр фотоискусства. Паскудники, чтоб они все сдохли!
-Кто?
-Да все!.. - Инесса вытащила сигарету, щелкнула золотой зажигалкой, жадно затянулась.
- А вы что? - полюбопытствовал Ушаков.
- Сцепились. Он орал. Что-то о том, что нас придавит обоих. Только это все треп был.
- Почему?
- Потому что ему, по большому счету, на меня наплевать было! - раздраженно воскликнула она, сжимая в пальцах сигарету так, что сплющила ее. - Я для него была как красивая игрушка. Как джип новый. Но когда он джип помял, то с полчаса попереживал, а потом отремонтировал, загнал и новый купил. Вы понимаете, да? Ему на все и на всех наплевать, кроме одного.
- Кроме чего?
- Денег. И еще возможности выместить на ком-нибудь свою злобу. Это для него как наркотик.
- И что дальше?
- А ничего. Наутро встал, обматерил меня и поехал по делам.
- По каким?
- Каким? Он бабки искал.
- Какие такие бабки? - подал голос Гринев.
- Которые вместе с Сорокой в могилу ушли.
- И нашел?
- А черт его знает. Говорил, что-то нашел.
- И чего ты делала после того скандала с фотографией? - поинтересовался Гринев. - Ты говорила Дону Педрр о том, что муж вас застукал?
- А нафига?
-Как?
- Это их проблемы. Пусть сами и разбираются.
- Глушко с Доном Педро не встречался? - спросил Ушаков.
- Я думаю, нет. У него какие-то другие заботы были. Я же говорю: его вообще перестало что-либо интересовать. У него после убийства Сороки возникли финансовые заботы. Он на них заклинился.
Отпустили Инессу под вечер, когда она уже совсем расклеилась, лицо ее потекло разводами туши, и вообще она походила на ощипанную курицу. Больше ничего ценного вытянуть из нее не удалось.
- Как думаешь, врет? - спросил Ушаков.
- Я мысли не читаю, - сказал Гринев.
- Что чутье говорит?
- Чутье мне говорит, что она не врет...
Глава 10 БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
Шамиль был взбешен. Когда он услышал сообщение Гутмана по телефону о том, что произошло в аэропорту, то не поверил своим ушам:
- Ты прикалываешься, Интеллигент, да?
- Шамиль Идрисович, так и было все...
-Давай сюда...
- Гутман появился через полчаса в просторном кабинете своего босса в "Золотом шельфе". К тому времени Шамиль внешне успокоился, но на сердце осталась лежать тяжелая злоба.
Одной из любимых фраз по отношению к своим врагам у Шамиля была такая: "Я его все равно достану. Не рез день, так через месяц. Не через месяц, так через год". И он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если что-то пообещал, должен расшибиться в лепешку, а сделать. Злоба, которая однажды рождалась в нем, могла дремать и год, и пять лет. Но потом однажды она поднималась наверх лавой разбуженного вулкана.
Когда он начинал заниматься рэкетом, то схлестнулся с такой же командой, пытавшейся держать палатки в районе порта. Гога, предводитель той команды, классически подставил Шамиля и его людей, фактически сдал милиции.
- Гога, ты пожалеешь, - пообещал Шамиль.
Выйдя из тюрьмы, он ждал два года. А потом улучил момент. И Гога пропал. Шамиль застрелил его лично. Он не мог передоверить этого никому.
Шамиль никогда не боялся замарать рук. Да, он убивал людей. Двоих убил собственноручно. Он жил в таком окружении, где восхождение наверх возможно только по головам. Он не испытывал от этого никакого удовольствия. Только на миг охватывало его какое-то темное торжество, когда он раздавливал врага, но следом возникало гадливое чувство. Он не жалел своих жертв, зная, что большинство из них с удовольствием убили бы его. А кто был не способен убить, те вообще не имели права становиться на его пути - таким вообще заказано лезть в серьезное дело.
Тогда, в девяносто седьмом году, шамилевские подельники привязали застреленному Гоге металлическую плитку к ногам и сбросили с длинного бетонного мола в холодное, переваливающееся тяжелыми черными волнами Балтийское море. Дул пронизывающий ветер, стремившийся сбить людей с ног. И мигал маяк вдалеке. На губах оседала морская соль. А в ушах звенело от выстрела. Шамиль отлично, до мельчайшей подробности помнил тот вечер.
Гогу так никто и не нашел. Шамиль расплатился. Oн всегда расплачивался. И все знали это. Поэтому его уважали. Поэтому боялись. Страх нужно постоянно подогревать. Если его не подогревать, страх затирается, люди начинают ощущать, что ты уже не тот, постарел, подобрел и для этого бизнеса уже не годен. Страх, как древние кровожадные боги, требует новых жертвоприношений.
- Как можно самолет отослать обратно? - спросил Шамиль у Гутмана.
- Наши сейчас разбираются.
- Как это может быть?
- Все может быть. Были бы деньги, - рассудительно произнес Гутман.
- Что тебе сказал Кореец по телефону?
- Все передать?
- Все.
- Вообще-то у меня язык не поворачивается, - смутился Гутман.
- Хватит корчить из себя девицу, Интеллигент! Ты еще покрасней!
В более-менее дипломатических выражениях Гутман изложил, что ему сказал Кореец.
- Ты хоть понимаешь, что он сказал? - спросил Шамиль.
- Объявил войну. Такие слова не прощают.
- Вот именно. Кореец объявил нам войну.
- Она и так шла.
- Только сейчас стало понятно - или он, или я. Ты на кого ставишь в этом забеге, Интеллигент? - Шамиль недобро посмотрел на своего помощника.
- Я ставки не меняю, - твердо произнес Гутман. - Я не враг своему здоровью, Шамиль Идрисович, чтобы засматриваться налево.
- Соображаешь, ученый. - Шамиль встал, прошелся по кабинету. Соображаешь.
...Несколько дней Шамиль не трогал Гутмана. После показа всколыхнувшего всю область материала по НТВ пахан был мрачен. С одной стороны, ему льстило, что его принародно зачислили в теневые короли всего Полесска, хотя это пока было не так. С другой стороны, если ты занимаешься такими делами и при этом жаждешь публичной рекламы - значит, ты идиот. А идиотом Шамиль не был. Он понимал, что после передачи пойдет волна и она качнет его корабль. А тут еще эта ситуация неопределенности с Корейцем. Пока Кореец не напоминал о себе. И от этого становилось еще неуютнее. Значит, противник преподнесет сразу большую пакость.