По всему выходило, что Даня был одним из лучших студентов факультета «Программной инженерии» Питерского политехнического университета, и преподаватели возлагали на него большие надежды. Несколько раз он был за границей по обмену с другими студентами и рассматривал возможность после получения «вышки» уехать в одну из европейских стран. Короче, полный успех!
Едва проглотив последний кусок ужина, я пулей выскочила из-за стола, сказав, что не успела подготовить все уроки.
В своей комнате я смогла наконец-таки выдохнуть и успокоиться. Никакие уроки, конечно, не шли в мою голову. Я достала свой дневник — толстую истрепанную тетрадь, в которую я с 6 класса записывала все свои сокровенные мысли, — и почти целый час изливала на его страницы события последних дней и свои чувства.
Когда все было закончено, мне сразу же стало легче. Великая сила терапии!
На часах была уже почти полночь, спать не хотелось.
За окном повис теплый майский вечер. Снова подумалось о том, что, возможно, это моя последняя весна здесь, в моем родном доме. Стало грустно и почему-то безудержно захотелось потрепать нашего старого пса Тимку.
Я быстро натянула теплую серую толстовку с капюшоном и на цыпочках вышла из дома, неслышно закрыв за собой дверь.
На улице пахло свежей листвой и еще чем-то щемящим и волнующим, чем пахнет только в конце мая — видимо, юностью и первой любовью…
Тимка, загремев цепью, пришел в мои объятья и начал громко дышать, высунув язык, пока я запускала пальцы в его длинную черную шерсть и трепала его уши.
— Ну, что, Тимофей, скоро я уеду… — тихо сказала я. — Будешь скучать?
Пес, как будто что-то понял, заскулил и лизнул своим теплым и мягким языком мою руку. Стало тоскливо и защипало глаза. В это самое время с лавочки из беседки послышался громкий вздох. От испуга я сильнее прижалась к собаке, а Тимка приветливо заворчал, вырвался из моих оцепенелых рук и быстро потрусил к беседке. Я встала и пошла вслед за ним.
Под навесом на корточках сидел Даня и бесцеремонно трепал моего грозного пса!
— Состарился Тимка, — тихо сказал он, — совсем сноровку растерял, даже не порычал на меня.
Я надела на голову капюшон и села на лавочку рядом.
— Вообще он не такой, не знаю, почему тебя не трогает… Что ты здесь делаешь и где Дима?
— Дима, думаю, пятьдесят восьмой сон уже видит, а я здесь просто сижу в одиночестве и смотрю в майское небо.
Так себе объяснение, конечно… Я подняла глаза в небо и ничего, кроме туч там не увидела.
— Тебе разве домой не надо?
— Домой надо торопиться только таким малым девчонкам как ты, — странно, но Данин голос звучал почти что дружелюбно. Наверное, это майская ночь на родине сбила с него спесь.
— Вообще-то я дома! — у меня даже получилось улыбнуться. — А вот тебе…
— Я еще пять минут побуду и пойду. Посидишь со мной? — было темно, я не видела выражения его лица, но чувствовала, что Даня смотрит на меня в упор.
Зачем он просит меня побыть тут с ним? Вероятно, чтобы не попасться на глаза моим родителям… Пока я пыталась что-то там анализировать, Даня продолжал смотреть на меня.
— Посижу, так и быть, — сменила я гнев на милость. — Но если завтра просплю и опоздаю в школу — виноват будешь ты!
— Заметано! — он сел рядом со мной, и я почувствовала терпкий запах его туалетной воды. Тут же вдоль позвоночника у меня пробежали мурашки, и я мелко задрожала, видимо, слишком легко одета.
— Неужели замерзла? — Даня быстро подвинулся ко мне и обнял за плечи. Я как ошпаренная вырвалась из его рук и отскочила на край скамейки. Он вскинул руки вверх и тихо засмеялся: — Глупышка малая, закон физики в действии — более теплое тело отдает свое тепло и согревает более холодное. Ты что там себе навыдумывала?
Его голос звучал легко и непринужденно, а слова показались такими логичными, что я тут же решила, что действительно переборщила с прытью.
— Сиди, где сидишь, и руки свои при себе держи! — огрызнулась я все-таки. — Совсем мне не холодно…
— Слушаюсь! — балагурил Даня и даже не пытался скрыть своего веселья.
Да, для 22-летнего городского теперь парня мои устаревшие принципы и понятия о чести и гордости, конечно же смешны. Но что я могу поделать с собой? Меня ведь бабушка воспитала…
Я еще немного подождала, пока он перестанет улыбаться, а потом набралась сил и сказала: