Признай это. Тридцать – старость для женщины.
«Даниэлла, – сказала я себе, – давно пора заняться делом. Давно пора связать себя узами брака».
Замужество – знак зрелости. Верно? Все равно что заявить миру: «Я взрослая. Вполне могу рассуждать о закладах, канавах, снегоочистителях, налогах на собственность, свекре и свекрови, системе школьного образования и страхования жизни. Общаться на равных с лучшими из людей. Моими родителями».
Замужество знаменует конец детства, или затянувшейся юности, или чего-то в этом роде.
Вообще конец чего-то.
Что же, я готова положить конец этому чему-то.
Готова стать взрослой.
В самом деле готова вступить в содружество замужних женщин.
И все, что для этого нужно, – найти подходящего человека.
«Подумаешь, великое дело», – сказала я себе. Он где-то поблизости.
И обязательно полюбит меня в новых туфельках.
КЛЕР
НИЧТО ЕЕ НЕ ОСТАНОВИТ
Уину не понравилась идея с летним домиком.
Собственно говоря, ничего другого я не ожидала. И все же его неодобрение немного меня испугало.
Уин никогда не поднял бы на меня руку. Вопрос не в этом. В выражении глаз. В стальном взгляде. Взгляд словно отсекал меня от него.
Мы находились в обставленной по последнему слову техники кухне, которую Уин выбрал для нашего дорогого, обставленного по последнему слову моды дома.
– Если тебя волнуют деньги, – оправдывалась я, – можно заплатить из тех, что дают мне родители.
Взгляд стал совсем мрачным.
– Никогда не сомневайся в моей возможности содержать нас обоих, – холодно бросил он, почему-то понизив голос. – В наших отношениях мужчина – я. Никогда этого не забывай.
Что я могла сказать?
Просто отвернулась, взяла кухонное полотенце и принялась вытирать столовые приборы.
– Клер, почему ты так упорно моешь посуду вручную? – раздраженно осведомился он. – По-моему, для этого есть «Бош».
Я круто развернулась.
– Ты все равно слишком занят, чтобы проводить время со мной. Так какое имеет значение, если я ненадолго уеду?
Или если мне нравится самой мыть посуду?
– Имеет. Потому что…
Уин осекся. Сменил тактику.
Теперь его тон станет умоляющим. Расчетливо успокаивающим.
Он подошел ближе, положил руку мне на плечо.
– Милая, почему бы тебе не поехать домой? Не провести лето с матерью?
Зачем? Чтобы она присматривала за мной?
– Я нанимаю дом, – упорствовала я, отодвигаясь. – И тебе меня не остановить.
Прежде чем изречь ответ, Уин глубоко вздохнул.
– Попомни мои слова. Клер, ты об этом пожалеешь. Но знаешь что? Если не желаешь слушать моих советов, прекрасно. Я всего лишь пытался предостеречь тебя, оградить от огромной ошибки.
«Ты просто пытаешься оградить меня от нормальной жизни».
Уин вернулся к своему ноутбуку и принялся изучать какой-то необходимый для работы документ. Я отправилась в спальню и села на край кровати.
И снова осознала, до чего одинока. И приятельниц у меня ни одной, кроме жен кое-кого из коллег Уина. Разве это приятельницы? Вовсе не похожи на тех, кого я помню по средней школе: близкие подружки, с которыми можно хихикать над девчоночьими секретами, которые знают твою семью почти так же хорошо, как ты сама, и помнят, как ты любишь есть мороженое прямо из контейнера.
Через час Уин улегся в постель. Я, по-прежнему одетая, уже лежала под одеялом. Мы не разговаривали.
Никогда не ложитесь спать в гневе. Одна из любимых заповедей матушки по части семейной жизни. Она клялась, что ни разу не засыпала, не помирившись предварительно с папочкой.
Мне казалось, что это вранье.
ДЖИНСИ
ТЕБЕ НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ
Не знаю, с чего вдруг мне вздумалось позвонить домой.
Не то чтобы у родителей была привычка звонить мне.
Они и не звонили. Почти никогда.
Не то что нам не о чем было разговаривать.
В тонкости моей работы они не вникали. В подробности моей личной жизни я не собиралась их посвящать. Впрочем, ничего экстраординарного в моей личной жизни и не происходило.
И все же.
Я позвонила на следующий день из офиса, запасшись предварительно карточкой, поскольку, в отличие от кое-кого, не имела привычки пользоваться на халяву офисными телефонами, электронной почтой и даже копировальной техникой.
Взять хотя бы мою приятельницу и коллегу Салли. Мы вроде как встречались и после работы, хотя не так уж и часто. Всего три раза. Инициатором совместных выпивок была она.
Неплохая девчонка, несмотря на тщательно отработанный имидж крутой особы.
– Ма? Это Джинси. Звоню из Бостона.
Опять ты за свое? Непременно нужно ткнуть ее носом?
Моя лучшая половина пристыженно покачала головой.
– Здравствуй, Вирджиния, – мрачно отозвалась мать. – Что-то случилось? Надеюсь, тебе не нужны деньги, потому что у нас их просто нет, тем более…
Я выразительно закатила глаза, хотя в комнате никого не было.
– Мама! Не нужны мне деньги! Господи, неужели нельзя поговорить по-человечески? Иисусе!
– А вот мне не хотелось бы слышать подобные выражения от своей дочери! Ты же знаешь, как мне это неприятно!
Еще бы! Именно поэтому ненавистные словечки и слетают с языка при каждом нашем разговоре. Ничего не могу с собой поделать, мамочка! Извини, так уж ты на меня действуешь!
– Как ты, ма? – спросила я, старательно подавив невесть откуда взявшуюся потребность пришпилить степлером руку к столу. Это наверняка отвлекло бы меня от боли, причиняемой нашей беседой. – Как па?
– Да все в порядке. Что с нами может случиться. Вот только деньги…
– А Томми?
Мой брат, в свои двадцать пять, успел бросить колледж ради волнительной карьеры кассира в местном «Гарриманс», гигантском гипермаркете. Мы не ладили с самого детства. Есть в Томми что-то подленькое, и хуже того, хотя он разыгрывал из себя дурачка, мне всегда казалось, что на самом деле ума ему не занимать. Просто лени – хоть отбавляй. А я ненавидела лентяев.
– Встречается с какой-то швалью, которую подобрал в «Три-Стамп». Не пойму, откуда в этом городе столько всякой дряни…
Ну разумеется, Томми никогда и ни в чем не виноват! Его шлюховатая девица, лучший друг и по совместительству злой гений… Копы, которым нечего делать, кроме как то и дело сажать в кутузку молодого парня, у которого просто еще не было времени перебеситься… Это из-за них у Томми никак не сложится жизнь!
– Кстати, – оживилась мать, – у нас новости!
«Подвал снова затопило, – подумала я, – потому что вы снова пожалели денег на приличную канализацию и дренажные трубы, или как там это называется, чтобы подвал больше не затапливало».
– Помнишь свою кузину Джоди?
Еще бы! Как же не помнить! Ужас, летящий на крыльях ночи!
– Э… конечно, ма. Я часто сидела с ней по вечерам.
– Ах да! Ну так вот, она бросает школу, потому что ждет ребенка!
Интересный выбор карьеры, отметила я про себя.
– Кто отец? – спросила я вслух, словно это маленькое дерьмо хоть чем-то меня заинтересовало. – Она выходит замуж?
– Ну разумеется, Вирджиния! Разве дядюшка Майк способен допустить, чтобы его дочь жила в грехе, а внук считался незаконным?! О чем ты только думаешь! Фрог-Пиддл[8] – город маленький, как тебе известно!
Ответить на это мне было абсолютно нечего, поэтому я решительно сменила тему:
– Представляешь, ма, я собираюсь на лето снять домик на Мартас-Вайнярд. Вместе с еще двумя женщинами. Прямо на берегу. Домик!
Последовало недолгое молчание. Подчеркиваю, недолгое.
– То есть ты не приедешь домой на свадьбу Джоди? – возмутилась ма.
Вот оно.
А чего я ожидала? Что матушка порадуется за меня?
– Позови па, пожалуйста.
Разговор с отцом был еще короче. Я рассказала ему о своих планах.
– Похоже, этим летом мы тебя не увидим, – подытожил он. – Поосторожнее там, раз уж собираешься жить одна на каком-то острове.