- Итак, - говорит Хаус, стуча маркером по доске. - Что нам известно об анамнезе больного?
- Он проработал три года на угольном заводе, - говорит Тринадцатая.
- В корне неверно, - говорит Хаус. - Не об этом первую очередь надо говорить, а о том, что в детстве у него была аллергия на кошачью шерсть. Но эпизоды аллергии проявлялись не всегда... Кто скажет, почему?
В перерыве Хаус сидит за столом и, заложив руки за голову, откинувшись на спинку стула, издалека наблюдает за подчиненными. Они о чем-то оживленно болтают. Тринадцатая наклонилась к Кэмерон, стетоскоп на ее груди поблескивает. (И что она к нам ходит?) Жестикулируют руками. Потом Кэмерон подходит к нему.
Ах, вот оно что: мы все вместе (кто это мы? команда Хауса, разумеется) готовим сюрприз Стерве (то есть, конечно, Эмбер) в честь ее окончательного выздоровления после катастрофы. Как он мог забыть, какой сегодня день? Ведь она впервые выходит на работу, впервые - после долгого времени - появляется в больнице не в качестве пациентки.
И так как мы все очень рады ее выздоровлению, говорит Кэмерон (о да, конечно, уж ты-то особенно рада), мы хотим устроить все вместе поездку на море в нынешний летний отпуск. Чтобы отпраздновать её возвращение на работу, и к тому же ей сейчас будет полезно поправить свое здоровье. Поэтому скидываемся все по...
Хаус кривит губы (в отпуск? это какого числа?), достает деньги, отсчитывает необходимую сумму, протягивает ей. Кэмерон благодарит и возвращается к коллегам. Они все, оживленно обсуждая что-то, выходят из ординаторской.
Оставшись один, он подходит к окну, распахивает створки. В ординаторскую врывается шум автомобилей, воздух улицы, дождь частит, барабанит по подоконнику. Надо принять викодин; по крыше напротив скачут вороны, от дождя, от мокрой сирени в ординаторской зыбится и плывет густой летний аромат.
Раздраженно постукивая тростью, он идет к выходу из ординаторской, направляясь в свой кабинет, принять викодин.
И неожиданно, распахнув дверь и шагнув в коридор, наружу, лицом к лицу сталкивается со Стервой, так, что они едва не врезаются друг в друга; так что ей приходится, раскатившись на каблуках, притормозить, расставив руки в узком проходе. Секунду они молчат и смотрят друг на друга, потом Хаус, посторонившись, пропускает ее в ординаторскую. ...На ней белая вязаная кофта с длинными полами (как это называется? кардиганчик?) Рукава округло охватывают руки чуть ниже локтей. Волосы присобраны тоненьким ободком. От нее на расстоянии накатывает едва ощутимое цветочное облако духов.
Хаус уходит к себе в кабинет. Наконец-то один. Он проходит к окну, стуча клюкой, распахивает форточку. Наконец-то; а в ординаторской ему все хотелось крикнуть: у меня голова болит от вашей сирени!
Он достает и проглатывает викодин. Поразмыслив немного, он решает, что ему, пожалуй, не хочется сейчас спускаться в столовую, видеться с Уилсоном... Стерва пришла, вот как. "Что это она... похудела после болезни, что ли?" - думает он. Надо все-таки сейчас пойти к Кадди, решить вопрос с новыми лекарствами.
И выдумают же - ехать в отпуск на море, отдыхать всем вместе. После дождя неожиданно выкатывает солнце, заливает белые стены кабинета оранжевым светом. А сколько там дней осталось до отпуска? Хаус перелистывает календарь и видит, что осталось всего ничего: три с половиной недели.
Глава 2
Возможно ли, чтобы сильное чувство, скажем моё, могло изменить все окружающее?
Т. Янссон, "Папа и море"
- Неточка! - прошептала она сквозь слезы, - ангел ты мой, я ведь тебя так давно, так давно уж люблю!
Ф. М. Достоевский
В отельчике на морском побережье не так уж и много народу в это время: их группа, пожалуй, самая многочисленная. Пока не наехали еще туристы, пляж остается почти пуст, немноголюден: два-три семейства с детьми, две-три парочки - и все.
Хаус, пройдя в свой номер, швыряет вещи в угол, подходит к окну и отдергивает тяжелую зеленую штору. Перед глазами его открывается пустынный голый пляж, два-три зонтика, волнорез, светло-серая кромка воды. Небо уходит вдаль, и там далеко-далеко, соприкасается с морем, и там одна за другой бегут волны. Пляж у нас, конечно, не Майами, но ничего.
Яркие паруса яхт справа от буев движутся на фоне серого неба.
Хаус задергивает шторы - не до конца, неплотно - и отходит в глубь номера, распаковывать чемоданы. Доставать зубную щетку и тому подобное, что всегда полагается в первую очередь вновь приехавшим. Ставит бритвенные принадлежности на полочку в ванной, задумывается, глядя на себя в зеркало - в общем, совершает все мелкие действия, которые обычно показывают в кино, когда герой приезжает в гостиницу.
Наконец все вещи распакованы; можно немного насладиться тишиной и одиночеством, пока не пришли коллеги и не потащили его куда-нибудь там - играть в мяч или какую-то ересь вроде этого.
Хаус ложится на кровать, закрывает глаза. Можно вообразить себя опять маленьким; можно представить - как рекомендуют многочисленные психологи, - что у тебя есть детская мечта, с которой ты до сих пор не расстался, что она тебе важна, и вот теперь, в отпуске, с собой наедине, про себя - ты ее реализуешь.
Вот, например - он капитан пиратов, глава пиратского судна, Гроза Западных морей, с повязкой на глазу; и все океаны трепещут перед его славным именем. Грозно ведет он свой бриг сквозь бури и ураганы, с тысячей пушек на борту, и бочонками рома, и огромными сундуками сокровищ в трюмах; и штормы покоряются ему, и пленные капитаны поклоняются ему, и экипажи сдаются без боя... А рядом с ним - его верная команда. Вот Стерва - в тельняшке и капитанской фуражке, с двумя пистолетами в руках; а вот Тринадцатая с решительно сдвинутыми бровями, тоже в тельняшке и с перевитыми в хвост волосами. А где Кэмерон? А она будет вместо кока у них на камбузе, "женщиной на корабле" - такая тихонькая, скромная, в тёмном платьице сиротка. А вот и Форман - огромный негр в белом и с двумя револьверами за поясом...
Огромный вражеский пиратский корабль берет их судно на абордаж. "Отступайте, я вас прикрою!" - кричит Стерва, поднимая пистолеты. Зловещие цепи летят над палубой, крючья цепляют за борт. Ба-бах! Огромное ядро разрывается посреди палубы. Стерва закрывает его собой. И умирает у него на руках, прямо посреди палубы. Вишневые капли крови на пухлых губках...
Хаус трясет головой и открывает глаза. Сквозь зеленую штору льется яркое дневное солнце. Он встает, подходит, вновь раздергивает окно. Свет льется в номер, оставляя пятна на противоположной стене, на обоях, на мебели.