— Что случилось, Бадди? — спросила Джейн и снова прижалась к нему, съежившись от ветра. Ее рука все еще была сжата у него в ладони — теплой и влажной от пота.
— Ничего, — ответил он, придя в полный конфуз от мыслей о том, насколько любовь уязвима.
— Твоя мать — очень приятная женщина, — сказала она. — Она очаровательна…
«Это верно, но отец почему-то ее оставил», — подумал он.
В этот вечер он сказал Джейн: «Я буду любить тебя
всегда», — в этих словах было обещание, клятва, надолго — на всю жизнь.
Он ждал ее ответа. Ему хотелось, чтобы она сказала: «Я тоже буду любить тебя всегда».
Но она продолжала молчать. Она склонила голову, волосы упали на щеки, и ветер разнес от них свежесть шампуни.
Он продолжал ждать, затем спросил:
— Джейн?
— Да, — ответила она.
— Я сказал, что буду любить тебя всегда.
Она прижалась к нему, утонув в его объятиях.
— Ты также полюбишь меня навсегда? — печально спросил он.
Она отступила назад, не скрывая удивления. На лбу собрались хмурые морщины.
— Как можно знать об этом сейчас?
Он крепко сжал ее в своих объятиях. Внутри него пробежала дрожь, будто вспышка внутри лампочки от перегорающей спирали, после чего должны были остаться мрак и пустота, не несущая ни малейшего смысла — то, во что обязательно превратится его жизнь, если вдруг рядом с ним больше не будет Джейн.
Вздрогнув, он еще крепче прижал ее к себе и начал целовать. Он делал это целую вечность, пока не расслабил объятия, и она не прошептала дрожащим голосом: «Ой, Бадди…»
Она произнесла его имя голосом, в котором было эхо всей вселенной.
— И когда же ты познакомишь нас со своим мистическим персонажем? — спросил ее за ужином отец.
— Он — не мистический персонаж, папа, — ответила она. — Он всего лишь… стесняется, — она скомкала слово «стесняется», не подобрав чего-либо другого, чтобы объяснить нежелание Бадди познакомиться с ее родителями.
— Может, он вообще не Бадди, — вмешался Арти. — Может, он всего лишь плод ее воображения, Па, — временами он был еще тем куском отродья, которым до разгрома был ее младший брат. Он все также не играл в свои видеоигры, но уже не просыпался от ночных кошмаров и снова болтался по улицам района с такими же оболтусами, как и он сам.
— Он настоящий, это верно, — сказала Джейн, вспомнив его объятия и дрожащую руку, касающуюся ее груди. — Дай нам время…
— Наверное, он очень хороший мальчик, Джейн, — сказал отец, заострив голос. — Но нам кажется, что пора бы уже нам с ним познакомиться. Нам не нравится, что ты все время стараешься быть где угодно, только не дома, стремишься уйти, чтобы поскорее оказаться с ним в его машине…
— В машине его матери, — уточнила она.
— Я не о том, чья это машина, — теперь голос отца стал совсем натянутым и острым. — Я о том, что парень, с которым ты проводишь большую часть времени и которым ты бредишь круглые сутки, для нас продолжает оставаться загадкой. Мы совсем его не знаем. Он еще ни разу не переступил порог нашего дома…
— Мы лишь пытаемся показать, что заботимся о тебе, — аккуратно добавила мать.
— Вы мне не верите? — спросила Джейн.
— Конечно же, мы тебе верим, дорогая, — продолжила мать. — Это замечательно, что ты встречаешься с парнем. Но ты не хочешь с нами об этом поделиться.
Расчесывая волосы у себя в комнате, она начала понимать, что ее близость с Бадди продолжает оставаться неполной. Давно уже было нужно рассказать ему о разгроме и познакомить с родителями.
Случилось так, что все произошло в одно и то же время.
Они вдвоем с Бадди только вышли из автобуса, который доставил их из центра Викбурга в Барнсайд, как они повстречали ее мать. А в это время ее отец шел по Майн-Стрит. Они оба вернулись с вечернего киносеанса. Взволнованно, немного смущаясь, но, будучи в хорошем настроении, она представила его родителям, а затем тихо, но с гордостью стояла в стороне, наблюдая, как Бадди пожимал руку сначала ее матери, а затем отцу и тихо бормотал: «Приятно с вами познакомиться». Это звучало немного стеснительно, но дружелюбно. Он немного заикался. Ее радовала эта картина: ее улыбающиеся родители и вежливый, тактичный молодой человек, аккуратно завязанные шнурки на его кроссовках, заправленная в брюки чистая, спортивная рубашка коричневого цвета. Ее радость стала еще больше, когда ее отец сказал: «Надеюсь, что ты как-нибудь заскочишь к нам ненадолго». И Бадди ответил: «Спасибо, я обязательно зайду».
Возможно, эта встреча была поводом для Джейн, чтобы двадцатью минутами позже рассказать ему о том, как их дом был разгромлен. Они вдвоем пришли в Джедсон-Парк и сели на скамейку, вернувшись в тепло и аромат весеннего вечера. Слова посыпались изо рта безо всякой подготовки и репетиции.
— Не так давно наш дом был разгромлен, — начала она. — Какие-то парни ворвались внутрь. Моя сестра до сих пор в больнице, в коме. Она упала со ступенек на лестнице, или ее столкнули… — она больше не могла говорить, у нее в горле стал комок.
Его рука легла ей на плечо, крепко его сжав.
— Я знаю, — сказал он, прохрипев, будто комок был в горле и у него.
— И ты знаешь об этом все это время? — спросила она, повернувшись к нему. — Почему ты ничего об этом мне не говорил?
— Не знаю, какую боль тебе это может принести, если начну об этом говорить. Я думал, что для разговора об этом должно настать время.
— Это было ужасно, Бадди, — сказала она, содрогнувшись, но, почувствовав облегчение, что уже начала об этом говорить, и что он уже не старался уйти от этого разговора. Ее прежняя неохота говорить об этом перешла в необходимость высказаться, рассказать о случившемся. И она видела своими глазами, что это не было тем, что он читал в газете или слышал от кого-то еще. Пока она говорила, он тряс головой, хмурился, иногда морщился, словно ее боль была его болью, словно он так же пострадал от рук вандалов. Никогда прежде она его так не любила, как в этот момент.
— Бедный Бадди, — сказала она, коснувшись его щеки. — Пускай тебя это не беспокоит. Моя семья пришла в себя. Врачи уверены, что Керен скоро выйдет из комы. Все проверки показали, что ее мозг в порядке, — на самом деле врачи не были уверены ни в чем, но ей хотелось предложить хоть что-то, чтобы он не выглядел столь расстроенным.
Позже, когда он попрощался с ней на ступеньках крыльца ее дома, он долго целовал ее, а потом отпустил, лишившись дыхания, будто никогда не целовал ее прежде.
— Я люблю тебя, — прошептала она, и ее рука выскользнула из его ладони. Она успела ему это сказать уже, наверное, тысячный раз, но никогда прежде это не звучало у нее столь страстно и горячо. — Спасибо тебе за твою доброту…
Заходя в дом, она ощутила оживление событиями вечера. Но позже, уже переодевшись в пижаму, она подумала, может ли она спросить его о Гарри Фловерсе.
Когда Бадди вернулся домой, то он открыл бутылку джина и напился — очевидно, впервые с тех пор, как он с ней познакомился.
Два дня спустя, только они вышли из «Дворца Пиццы», как он заметил Гарри Фловерса. Он поднимался на эскалаторе. Бадди чуть не съежился в комок. Его взгляд заметался по сторонам в поисках места, куда бы можно было скрыться. Спрятаться было негде. Он повернулся к Джейн, пытаясь укрыться за нее от взгляда Гарри, и она к нему прильнула, неправильно поняв, что он хочет. А он пытался спрятаться в ее объятиях. Она взглянула на него, и ее губы нарисовали еле заметный намек на улыбку, который ему нравился в ней больше всего. Взяв ее за локоть, он отвел ее от эскалатора, и она послушно последовала за ним. Он был не против видеть ее спину, лишь бы быть уверенным, что Гарри проскочит мимо, не обратив на них внимания. Когда в двадцати пяти шагах от себя он увидел Гарри Фловерса, то пицца-пеперони зашевелилась у него в желудке. Гарри остановился, чтобы послать ему дьявольскую улыбку и приветственный жест.