Трудно сочинить и поддерживать уже столько лет в среде бывших дворян и их потомков, для которых понятие чести всегда было очень высоким, историю с решением Родионова назвать свою героиню Аксиньей (из-за внутреннего и внешнего сходства, которое он обнаружил у своей племянницы, гимназистки Оксаны Анзимировой).
Когда в моих руках оказался послужной список подъесаула 10-го Донского казачьего полка Родионова, составленный на 10 июля 1901 года, я обратила внимание на номера полков, в которых служил до «выхода на льготу», то есть в отставку, Иван Александрович. Это полки 8-й, 12-й, 1-й, 10-й. Кстати или некстати, но именно в 12-м полку начал свою службу Григорий Мелехов и прослужил в нем не один год («Тихий Дон». М., «Современник», 1975, книга I, с. 185). О 8-м полке идет речь на съезде фронтового казачества в станице Каменской (там же, с. 508). О 1-м полке говорит казачий офицер Листницкий (с. 408–409). И, наконец, в 10-й Донской казачий полк после окончания (того же, что и у Родионова) Новочеркасского юнкерского училища попадает другой герой романа Ефим Изварин. Совпадения? Может быть. Но разбирать эти и другие подобные совпадения в данной статье, преследующей несколько иные цели, я просто не имею возможности.
Только в приложении к послужному списку подъесаула Родионова, в так называемом Изводе – документе, составленном уже в эмиграции, в Югославии, в Мостаре, я увидела имена и фамилии родителей писателя – Александр Родионов (что было ясно и так) и Евдокия Алиханова (уже не только, судя по фамилии, с русскими корнями). «Да, да, действительно, ходили в нашей родне слухи, что дед (для них он прадед –Г.С.) привез из похода турчанку, – сказали мне Ольга и Ярослав Родионовы. – Тетя Пима знает об этом наверняка».
«Об Алихановой слыхала не раз, но как об очень давнем эпизоде, – ответила мне в очередном письме Пиама Тимофеевна. – Дед привез с войны турчанку, подробностей не знаю».
Надо ли напоминать читателю самое начало «Тихого Дона»: «В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привез он жену – маленькую, закутанную в шаль женщину... Пленная турчанка сторонилась родных Прокофия, и старик Мелехов вскоре отделил сына... С тех пор и пошла турецкая кровь скрещиваться с казачьей. Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному – Турки» (книга I, ч. I, с. 7, 10).
Хотя в генеалогическом древе Родионовых сейчас разобраться трудно, но восток в нем, очевидно, все-таки замешан. Однако и над этим пока еще только предположением нужно много работать, чтобы включить его в цепь каких-либо доказательств.
А пленение в Быхове (книга I, ч. V. с. 463), описанное с таким внутренним вuдением, с такими подробностями, которые могли быть присущи только очевидцу, только участнику этих событий, кем и был И.А.Родионов. Но опять-таки, я ничего категорически не утверждаю, во всяком случае, в этой статье.
Заканчивая свое вступление и не желая усложнять предисловие к конкретному роману, оставляю на будущее рассмотрение многих проблем, связанных в основном с авторством «Тихого Дона». Они нуждаются и в более глубоком изучении, и в более подробном изложении, целиком посвященном только этому вопросу. Надеюсь, такая возможность мне представится, и я продолжу наполнять свою версию новыми фактами и новыми свидетельствами. То есть впереди еще много работы и в архивах (начиная с доступа к ним), и при встречах с еще не встреченными, хотя уже известными мне людьми, и во время серьезных контактов с литературоведами и текстологами, а также со специалистами по компьютерному анализу.
Но уже сегодня можно предположить, что не один Крюков (как считали И.Н.Медведева-Томашевская и А.И.Солженицын), не один Родионов (версия Г.Стукаловой и Н.Кузякиной), не один Краснушкин, которого израильский критик Зеев Бар-Селла ставит сегодня на первое место среди претендентов на авторство «Тихого Дона», не А.Серафимович и другие писатели по отдельности, а все они вместе внесли свою лепту, вернее, их произведения, их литературный опыт были использованы в этом синтетическом романе, основная идея которого так противоречит большевистским революционным замыслам.
Однако, отстаивая также и свою точку зрения, я все же продолжаю обращать внимание читателей и критиков на следующее обстоятельство: куда уйдешь от сильной, детальной, яркой военной линии романа? Ведь «Тихий Дон» – это на две трети эпопея I-й мировой войны и революции. Такие знания, такая осведомленность и прозорливость могли быть только у человека, связавшего с Армией и с казачеством всю свою жизнь, на собственном опыте познавшем все тяготы исторических катаклизмов. По моим данным, такого мощного личного военного опыта, как у Родионова, не было ни у Крюкова, ни у Краснушкина, ни у Серафимовича. И пусть не в этом, 20-м, веке, к чему призывал литературоведов Александр Исаевич Солженицын еще в 1974 году, а в следующем, 21-м, откроется нам тайна «Тихого Дона», но это все же должно произойти. Главное, чтобы о каждом из претендентов сведения были по возможности полными и объективными. А тогда не только критики, но и рядовые читатели смогут самостоятельно судить об этой, казалось бы, сугубо литературоведческой проблеме. Не спор и взаимные упреки и даже оскорбления своих оппонентов, а сбор информации и ее публикация – вот что нужно для выяснения истины. На мой взгляд, она, Истина, существует сама по себе и является нам в отведенное ей Историей время. Это хорошо понимали еще древние латиняне, говоря: «Temporis filia veritas » – «Истина – дочь Времени». Будем же надеяться, будем работать и будем ждать...