Взять хотя бы Свету Игнашову. Тёзку мою и одноклассницу. Она первая на ум приходит, потому что вопиющий во всех отношениях случай. Уродина, дура и сволочь. Полная бестолочь, но с удивительнейшим самомнением. Разговаривая с ней, всякий раз испытываешь дискомфорт — хотя бы оттого, что возникает ощущение, будто она придуривается. Лицедействует. Но нет, она серьёзна. Она уверена в собственной исключительности и враждебном отношении к ней окружающего мира. Учителя боятся ставить ей двойки и даже тройки, хотя ничего другого своим дурацким лбом она не заслуживает — она настолько умело делает затем против них выпады, причём самыми изощрёнными способами, что диву даёшься. Сидит девочка за второй партой, бормочет что-то — и на тебе, математичка уже в истерике и в слезах выбегает из класса. Света наблюдательна, она вслушивается в каждое слово и всё обо всех знает. Она умудряется в двух-трёх фразах вместить столько намёков на всю личную жизнь бедной учительницы и придать им такую неврастенично-унизительную форму, что людей начинает трясти. Не только учителей.
Без сомнения, это талант. Я боюсь её про себя. Готовлюсь к психологической и физической схватке, потому что вижу в ней полную свою противоположность, но она хитрее, хоть и выглядит клинической идиоткой. Она ластится ко мне, заигрывает, улыбается кривыми зубами и даже — вот незадача — считает меня своей подругой. При этом не забывает постоянно укалывать. Постоянно и изобретательно. Этой садистке непременно найдётся пара блистательных страниц в учебнике по психиатрии. А ещё она звезда школьных дискотек, все старшие пацаны вьются возле, хотя передвигается она как пингвин, не умеет танцевать и имеет безобразную родинку на правой щеке. Но умение подчинять — оно в крови. Мне так и не удаётся поставить её на место, она всегда умудряется лишить меня козырей.
У неё ущербная внешность, ущербные упаднические мысли — она только и делает, что канючит — но я-образ необыкновенно силён. Что за существо сидит внутри её тела и адекватно ли оно воспринимает свои собственные поступки? Кого она видит в самой себе? Владычицу морскую? Никак не меньше. Почему-то это затмевает всю остальную ущербность. Она далеко пойдёт.
Господи, я за сотни километров от тупорылой Игнашлюшки, а всё равно возвращаюсь мыслями к ней! Это безоговорочное поражение. Я в её власти. Вернусь домой — и воткну ей в сердце кинжал. Иначе я потеряна как личность.
Куркин — он примерно из той же колоды. Только не столь мелочен, как гадкая одноклассница. Но цепок и деятелен. Я убеждена, всё это идёт в нём от страха. Страха прослыть неудачником, никчемным существом. Страх толкает его на действия, заставляет утрясать окружающую действительность с пользой для себя. Я-образ через «не могу» формирует личность.
В Елизарове страх тоже есть, но он не первичен. Его я-образ — это ощущение себя как чего-то круглого и комфортного. Застывшей целостности, о которой у него очень определённое позитивное представление. Он видит, что она рушится, что от неё отгрызают куски. Он морщится и гневается, потому что воспринимает это как покушение извне. Гнев и досада — вот его стартеры.
Пахомов. Его я-образ — Умнейший и Добрейший Человек, Которым Должны Восхищаться. Просто посмотреть на него — и понять, какой он на самом деле замечательный. Почти простой, в меру выдающийся, но непременно замечательный. Очень умный, очень ответственный, очень правильный. Я-образ понимает, что окружающие не воспринимают его в этой роли и тихо страдает. Ожидая при этом, что все увидят его страдания и поймут, какого человека недооценивают. При этом его я-образ самокритичен и страдает от понимания своей зависимости от внешнего мира.
Блин, как это ни печально, но мой собственный я-образ скорее совпадает с пробиркой номер три. Я считаю себя умнейшей и талантливейшей на свете, ещё почти не огорчена тем, что люди совсем иного мнения, ибо верю, что вот-вот они прозреют и всё поймут. Мой я-образ считает себя абсолютным центром мироздания.
По-видимому, меня ждут большие огорчения.
Утешает лишь то, что я-образ никогда не совпадает с тем, что человек есть на самом деле. Потому и все мои рассуждения ошибочны. Обо всех.
Люди просты как три копейки. Вот ключ к пониманию мира и победе над ним.
МАРИНА, ЖЕНЩИНА ДОБРОДЕТЕЛИ
— Тёть Марин, а вот спросить вас кое о чём хотела.
— Да, Свет!
— Но только это между нами.
— Да, солнышко!
— Обещаете?
— Ну а как же!
— О деде я.
— И что с ним?
— Он вам кажется нормальным человеком?
— Ну конечно! Он же ветеран Великой Отечественной!
— Для меня это, конечно, не аргумент, ну да ладно. Просто вы с ним близки, постель делите, а в постели много чего и сболтнуть можно.
— Света, ангелочек, тебе никто не говорил, что ты немного бестактна?
— О, видели бы вы мою тёзку и одноклассницу Свету Игнашову! Вот где бестактность. Тёть Марин, мы же взрослые люди. Я к вам как к подруге…
— Ну ладно, ладно. Что стряслось?
— Я поинтересоваться хотела, не проскальзывало ли у Никиты Владимировича в речах чего-нибудь о связях с другими женщинами. Я не уверена, что он из тех, кто рассказывает новым любовницам о старых, но всё же.
— Света! Не забывай об этом слове: так-тич-ность… Оно для тебя должно быть главным.
— Но всё же.
— Да ну как тебе сказать… В общем, нет. Пойми, девочка моя, всё же я младше его. О юношеских связях мне спрашивать не с руки, а о жене опасно — душевные раны потревожу.
— Тогда я сразу быка за рога. Он часом ничего не говорил о связях с моей матерью? Своей дочерью.
— Господи, Света!
— Есть, знаете ли, подозрение… Точнее, мне об этом прямо в лицо сказали. Мол, твой дед — это твой отец. Я не поверила, конечно, но как-то зудит в душе сомнение. Развеять его хочется. Наверняка вы на моём месте так же поступили бы.
— Кто сказал, радость моя?! Здесь, в деревне?
— Ну, человек один. Женщина, если быть точнее.
— Да кто же!
— Ну, неважно.
— Кто бы ни сказал тебе такое — всё это полная чушь! Верь мне — полная чушь! Сажать надо таких говорунов. Кто это, скажи мне!
— Да ладно, проехали.
— Говори, говори. Я хочу знать!
— Ладно, зря начала. Пора мне. Дела зовут.
— Макарычева, нет? Библиотекарша?
— Оба на! А как вы… Она что, и раньше что-то такое…
— Ай, сучка интеллигентская! Ай, до чего докатилась, потаскуха! Мало ей того, что с директором школы валяется, так она ещё и мерзости о людях распространяет.
— Нет, ну всё же. Вы с чего так быстро догадались?
— Да старые мы с ней враги, старые!.. Света, ты пойми, дед твой совершенно не при чём. Совершенно! Это она мне мстит. Мне, понимаешь. Были у нас с ней пересечения, вот она и затаила злобу. Ни в коем случае не верь в эти россказни! Такого быть не может! Дед твой — кристальной совести человек. Ему и в мыслях бы никогда такое не пришло. Это гнусный поклёп, заруби себе на носу.
— Ох, похоже, зря я затеяла этот разговор.
— Она у меня дождётся, тварина! Мы в тюрьму её посадим за клевету! На каторге сгноим! Ты смотри, такого человека решила опорочить… Жизнь испортить. Да ведь что придумала, это ведь захочешь — не нафантазируешь. Ах, гнида! Ну да ладно, получит она своё. Ой, получит!
ЖЕСТОКИЙ РОМАНС БЕЗ ПРОЩАНИЙ
Если цыгане действительно свалили, то Серёжа меня удивляет. Он даже не соизволил попрощаться!
Серёжа, любовь моя несостоявшаяся, ты не прав! Ну забежал бы на минуту, шепнул бы трогательное «Пока…» с многоточиями, подержал бы меня за руку, поцеловал в щёчку. Я бы не возражала. Жалко что ли?
От кого ещё ожидать романтики в жизни, как не от вас, гитаристов-обманщиков и обладателей плетей?
А вечером — вот ведь продолжение темы! — по второму каналу небольшой концерт Валентины Пономарёвой. «Очарование цыганского романса» — вроде под таким названием. Четыре или пять песен, всё снято в студии, без зрителей. Последней шла «Я, словно бабочка к огню…» из «Жестокого романса». Стихи Эльдара Рязанова. Удивительное дело, он не поэт, а написал самый проникновенный текст из всех, что звучат в фильме.