Ласковое слово, что сорвалось с губ самой красивой царевны, согрело душу воеводы. С того самого часа, как Потап увидел бегущих голышом царевен, он решил, что женится. Богатырь был влюблен в Елену Прекрасную давно и хотел просить ее руки, но его останавливал страх перепутать нареченную с одной из сестер. Когда царевны молчали да в одинаковую одежку обряжались, отличить их друг от друга было невозможно. А на что ему, спрашивается, всезнайка Василиса? Или того хуже – Марья Искусница, с которой и поговорить-то нельзя, лишнего слова не вымолвит, всегда серьезна, всегда в делах? А Елена Прекрасная легка, смешлива и его, Потапа, слушает открыв рот. Так вот, когда Потап увидел царевен в чем мать родила, то заметил, что Марья слишком худа, Василиса чуть полновата, а Елена стройна, как березка. И родинка повыше пупка только у нее имеется. Потап так размечтался, что очнулся от грез, лишь когда ему на голову упала веревка с привязанным на конце камнем – для груза.
– Ох, – только и смог вымолвить царь Вавила, когда их, перемазанных с головы до ног землей, вытащили наверх. – Пойдем-ка, Потапушка, сполоснемся в пруду.
Вавила даже не ворчал на воеводу. Тот ему нравился, и царь-батюшка втайне мечтал, что добудет Потап себе царство, а тогда и царевну ему в жены отдать можно будет. Царь давно заметил, что Потап на Елену заглядывается, но сейчас неровня он царской дочери, неровня!
Об этом он и хотел поговорить наедине, потому и увлек воеводу к пруду. Но поговорить им не дали – следом увязались царевны, а за ними дружинники, которым было приказано не спускать с девушек глаз. Царь вздохнул и нагнулся к воде, но тут же отшатнулся – возмущенно булькая, со дна всплыл рассерженный Водяной.
Пруд уже по самые берега наполнился водой, только на поверхности меж кувшинками да лилиями вареная рыба плавала, чему люди немало удивились. Да и берег весь будто кто перепахал сначала, а потом еще и огнем опалил.
Водяной был под стать пруду – растрепанный, ошпаренный. Копна ряски, что заменяла ему волосы, была перепутана, местами целые клоки выдраны. Один ус короче другого, а борода и вовсе – срам какой! – отсутствует. Нос Водяного повис, словно кабачок, уши тоже грустно поникли, а перепончатые лапы то и дело прикладывали ко лбу компресс – большую болотную жабу. Жаба активно протестовала против применения своей особы в медицинских целях, но тщетно – Водяной макал ее в воду и снова подносил к горящему лбу. Зеленая кожа подводного хозяина пузырилась волдырями, а лицо было облеплено пластырями из кувшинок. Толстые губы Водяного сложились в унылую линию, а глаза под лохматыми бровями имели среднее выражение между великим расстройством и не менее великим негодованием. Когда Водяной говорил, то пришлепывал распухшими губами и всхлипывал, от этого его речь была похожа на бульканье.
– Жалоба у меня на дочек твоих! – сказал Водяной, влезая на прибрежную корягу. Он долго мостился и наконец устроился удобно – руки перепончатые на огромном животе сложил да хвостом по воде плеснул.
– Чем же тебе-то они не угодили, соседушка? – вздохнул царь Вавила, предчувствуя справедливость претензий речного да озерного хозяина.
– Мыться в пруду повадились, всю рыбу распугали, будто в царском тереме бани нет! Мне покоя не дают. Из-за них невеста ушла, а я ее, между прочим, целый год у дона Посея сватал! Чай, не кикимора какая болотная, а Наяда Грецкая, к подобным шалостям непривыкшая, а девки твои такой визг подняли!
– Дон Посей… – повторила Елена Прекрасная, задумчиво сморщив лобик. – А что он на Дону посеял? И почему это Наяда получилась Грецкая, если Дон на Украине течет? Мне о том хохляцкий богатырь в красных шароварах рассказывал. Я потом эти шаровары на батюшкины царские портки выменяла – платье хотела сшить, да Марья не дала. Отобрала! – И в голосе младшей царевны послышалась большая обида. Она на среднюю сестру глянула, личико недовольно скривила и фыркнула.
– И правильно сделала, – сказала, будто отрезала, Марья Искусница, полностью игнорируя обиды сестрицы. – Я штаны эти распорола и нашила из красного атласа и рубах дружинникам, и занавесок на весь дворец, и на паруса для ладьи еще осталось. А ты бы столько добра на одно платье спустила. Зачем тебе еще одно платье? У тебя их столько, что скоро одно на другое надевать будешь!
– А она и так надевает, – вступила в разговор старшая сестра. Василиса не могла упустить случая вставить в беседу беззлобные насмешки. – Напялит десять юбок под сарафан и строит из себя королеву хранцузскую!
– Тихо, сороки! – прикрикнул на дочек Вавила, но Елена, проигнорировав грозный окрик, спросила:
– Так что все-таки он на Дону посеял?
– Ничего не посеял. Дон Посей – это гишпанский водяной царь над морями-окиянами, – сказал воевода и, заметив восхищение во взгляде Елены, приосанился, но удовольствие испортила Василиса Премудрая.
– И ничего-то вы не знаете, – сказала она. – Никакой он не дон Посей, а Посейдон. Я читала, что он – древнегрек и вымер вместе с их сказками. И Дон вовсе не на Украине течет…
– Как же так? – снова удивилась Елена Прекрасная. – Как же он вымер, если Водяной к нему сватался, да и сказки живы – ты же их читала?!
– Ну во-первых, Водяной не к нему сватался, а к дочери одного из подчиненных Посейдону водяных, какие в Греции речными богами зовутся, – посмеиваясь, объяснила Василиса, – а во-вторых, сказки не он сам рассказывает, а люди добрые – о нем. Так те сказки и живут в поколениях.
– И все равно непонятно. – Елена Прекрасная в непосильных для ее ума размышлениях сморщила лобик. – Если он вымер аки древнегрек, то почему Водяной сватовство обговаривал с ним, а не с его заместителем?
Елена была любопытна и дотошно выясняла все подробности. Царь-батюшка, по опыту зная, что сейчас в спор втянутся все, включая Водяного, снова прикрикнул:
– Тихо, сказал! А ты, Водяной, не переживай, мы тебе другую невесту найдем. У подчиненных дона Посея дочерей много. Мне об этом Садко рассказывал, а он с морскими царями в давнем знакомстве.
– И точно, – подтвердил Садко. – Я похлопочу за тебя, да и стоить это будет недорого – всего пару пудов жемчуга речного.
Царь-батюшка с удовольствием крякнул, услышав эти слова, – вот хозяин достойный, со всего выгоду имеет и мыслит исключительно в коммерческом направлении!
– После такого конфуза дон Посей меня и на порог не пустит, – вздохнул Водяной, не веря в свое счастливое будущее.
– А мы к нему Садко сватом пошлем, – утешил его Вавила, – и дело сделает, и обновит старые дружеские связи.
– И старые половые связи тоже обновит, – сердито сказала Марья Искусница. Она резко повернулась и пошла прочь.
Царь догадался, что так рассердило среднюю дочь, и недовольно поморщился. Ну не царь Садко, не царь! Он даже не королевич, на худой конец.
Тут к царю подбежал дружинник и протянул китайский бумазейный лист.
– Срисовали, царь-батюшка, – доложил он.
– А что это за темная точка? – поинтересовался царь, рассматривая рисунок отпечатка, который оставил на краю поляны неведомый агрессор.
– Это дыра, в которую вы с воеводой упали, – отрапортовал бравый дружинник. – Корень древесный из земли супостат выворотил, вместе со стволом и ветвями.
– И все равно непонятно – какие-то обрывистые линии, силуэта нет. Видно, что зверь какой-то, но вот какой? – Вавила сдвинул набок корону и в раздумье почесал макушку.
– На змея похоже, – предположил Иванушка-дурачок, который всегда находился в радиусе десяти метров от Василисы Премудрой.
Царь Ивана-дурака не любил. Так-то, конечно, он парень неплохой, но в мужья царской дочке не годился. Тем более самой любимой. Царь-батюшка давным-давно для себя решил, что отдаст Василису только императору. Он нахмурился и ответил Ивану:
– Откуда ему взяться, если в наших краях змеев отродясь не было?
– Это не змей, а динозавра доисторическая, – снова блеснула интеллектом Премудрая. – А что рисунок обрывистый, так отпечаток сверху надо смотреть, чтобы правильно срисовать. Сверху картина целой будет.
– Дело говоришь, дочка, – согласился Вавила, и вся компания направилась к высокому дереву, что росло на краю леса, за ивняком, как раз над полянкой.