А другого желания у Ярилы и не было. Но тут Услад вперед выскочил, отодвигая брата за спину.
– А жену мою красавицей сделать можешь?! – с великой надеждой в голосе спросил он.
– Да запросто! – обрадовалась рыбка, предполагая легкую просьбу. – Давай портрет!
Развернул Уд перед рыбкой портрет. Посмотрела она на морду Усоньши Виевны и замолчала надолго. Потом повернулась к Яриле и говорит:
– Давай карту, это попроще будет сделать.
Ярила взглянул на брата с подначкой, ухмыльнулся и карту разложил. Рыбка внимательно изучила ее и говорит:
– Вот тебе земли Латынские! – И была такова.
А на карте горка земли появилась – хорошей земли, плодородного чернозема.
– Что это?! – ошарашенно вскричал Ярила.
– Земля латынская, – донеслось из глубины, – как и заказывали. Не верите – возьмите с собой. Когда в землях Латынских будете – анализ сравнительный организуйте. Так что тут без обмана все!
Ярила сплюнул в сердцах да принялся землю ту с карты стряхивать, а Услад на песок повалился и ну хохотать. Да так заразительно он смеялся, так со смеху по песку катался, что Ярила тоже не выдержал – засмеялся. Сразу все беды после этого смеха мелкими показались, а задачи сделались выполнимыми.
Насмеялись они досыта да и успокоились. Лежат на песочке и облака разглядывают. Вдруг тень огромная солнце закрыла, и не туча это была – это Змей Горыныч летел, в Лукоморье возвращался. Всю дорогу он яйцо со змеенышем берег как зеницу ока. Когда передние лапы уставали, он задними лапами яйцо перехватывал, но полета не прекращал. Вот и сейчас зажал он яйцо в задних лапах, а передними птицу пролетающую схватил и ею завтракал.
– Ярила, смотри, – сказал Услад, – ты тоже это видишь или у меня беленькая горячка началась?
– Тоже вижу, – ответил Ярила.
– И что бы это значило?
– Одно из двух: либо пить пора бросать, либо он тоже рыбку золотую поймал, а она, дура склеротичная, желание неправильно выполнила, – сказал Ярила, провожая змея сочувственным взглядом.
– Да, день сегодня неблагоприятный, видимо, – произнес Услад.
Задумались Сварожичи. Один о том думал, как Голубиную Книгу вернуть, а другой о женитьбе скоропостижной размышлял. Но, сколько бы головы они ни ломали, ни тот, ни другой ничего доброго не надумали.
Глава 8
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!!!
В Лукоморье уже о нападении Усоньши Виевны и думать забыли. Жизнь вошла в обыденную колею, спокойствие установилось да равновесие. Царь Вавила в лесу находился, жене природные красоты показывал. Кызыма ничего себе бабенка оказалась, по характеру приветливая да сговорчивая. Бормочет себе чего-то, гыркает по-своему, ногами топает и сабелькой машет. Вавила с ней во всем соглашается.
– И то правильно говоришь, Кызымка, пчелиный мед ото всех хворей лечит, – объяснял он, показывая супруге лесную пасеку. – А за пчелками уход нужен. Пчелки – они заботу любят.
– Дырбаган казан дуралы, кус-кус мал-мала! – свирепо кричала Кызыма, отмахиваясь от пчел.
– И тут ты права, Кызымушка, – снова соглашался с супругой Вавила. – Пчелиный яд тоже пользу лекарственную имеет. От ревматизьмы, например, лучшего средства нет.
Кызыма следом за ним меж ульев шла, поотстала чуть-чуть. Вавила оглянулся – и обомлел. Пчелки почему-то Кызымку невзлюбили, налетели на нее и с удовольствием кусают. Ну глаза у супружницы и без того узкие, с рождения так были задуманы, а после знакомства с пчелками и вовсе с Кызымкиного лица потерялись. Машет она руками, от насекомых отбивается, но не визжит, не вопит, как другая баба бы сделала, лишь по-своему бормочет:
– Шайтан пчела, секир башка насовсем!
Тут Вавила супругу за ее характер, стойкий к неприятностям, зауважал, но в то же время и смутился. Схватил он Кызыму за руку и к лесному пруду поволок. Там толкнул ее в воду, чтобы пчелы отстали, а сам на бережок сел и смотрит, как жена плещется да процедурами водными наслаждается – то всплывет, то снова на глубину уйдет и пузыри пускает – видимо, от удовольствия.
Вдруг слышит Вавила – говорит кто-то за ивами. Ну любопытство его одолело, и он раздвинул ветви да такую узрел картину – сидит на коряге Водяной, не один, а с кикиморой болотной. Ну кикимора глупо улыбается да поганки поедает. Кокетничает, "видимо. Огромные глазищи ко лбу заводит, личико морщит и охает:
– Какой же ты умный да грамотный!
– Это еще что, – говорит ей Водяной, прямо булькая от гордости, – вот я тебе сейчас расскажу, какие диковины в Аглицких водах имеются. Я там проездом был, когда воды Норвежские холодные посетить вздумал. Да не один я там путешествия путешествовал, со мной рядом туристка японская круиз совершала, русалка ихняя. Так скажу тебе, ничего бабенка, только мелковата больно да лопочет забавно. Всю дорогу только и говорила: «Тояма, токанава». Как будто я сам не вижу – дороги там были плохие. Все дно морское будто перепахано, и вправду – то яма, то канава попадаются.
Вавила улыбнулся понимающе да дальше слушать не стал, задвинул ветви. Может, с кикиморой у Водяного заладится? А то годов уж много, а все бобылем живет.
А Кызыма тем временем кое-как на берег выбралась, наглоталась воды, бедненькая. Тут до царя-батюшки дошло, что супруга его в степи выросла, плавать не умеет, и зауважал он Кызыму за отчаянность еще больше.
Кызымка, сказать о том надобно, потихоньку слова лукоморские запоминала. Не много, так, чтоб самое для нее важное выразить. Подошла она к мужу, саблю кривую из ножен достала и давай ею размахивать. Ну Вавила понял, что готовится супружеская ссора, а Кызымка и говорит, коверкая слова:
– Пчела шайтан терпеть мал-мала ладно, топить – тоже терпеть мал-мала ладно! Гарем джок заводить, гарем секир башка сразу!
– Ну какой гарем, Кызымушка! – Вавила правильно понял ее речь – а пойди не пойми, когда саблей острой у лица машут? – Ты у меня единственная!
– Якши султан! Дырбаган казан ишак! – обрадованно вскричала Кызыма и на шею супругу кинулась.
Вавила жену обнял да по спинке тощенькой погладил. Старшая дочь его – Василиса Премудрая, давно уже с Кызымой общий язык нашла, прознала, что в девках сестра Урюка Тельпека засиделась по одной причине – не хотела быть второй, а то и третьей женой у мужа. А когда Вавила спросил, то Василиса разъяснила ему, что на Востоке практикуется многоженство. Тут царь в положение хызрырских женщин вошел, большое сочувствие к ним испытал и супругу свою лучше понимать стал. Установилась меж ними духовная близость, и то, что на разных языках говорят, – не помеха было.
Прижилась Кызыма в Лукоморье. Ну как царице законной ей и так почет да уважение положены были, но и сама Кызымка постаралась контакты наладить. Потап тоже уважал ее за то, что коней Кызыма знает и понимает. А уж когда она хызрырских диких кобылиц подоила, чтобы Елена Прекрасная в молоке том помыться смогла, и вовсе в Кызыме души не чаял. Да и другие дочки с мужьями Кызымку привечали, не обижали. Народ на царицу надивиться не мог – утро раннее, а она уже на ногах, за конюшнями догляд осуществляет. Правда, ложки Кызыма стойко игнорировала, руками все со стола хватала, но то не беда, главное – человек она хороший, душевный.
– Царь-батюшка! – закричал кто-то мальчишеским голосом, нарушив гармонию супружескую. – Царь-батюшка! Власий-царевич в гости прибыл!
Тут Вавила на ноги вскочил, поспешил в Городище, с сыном встретиться. Верная Кызыма следом засеменила, на кривых ногах едва поспевая за мужем.
Ну в Городише, естественно, праздник начался. Пир приготовили да за стол пировать уселись. Царь Вавила внука с колен не спускает, нарадоваться на него не может. Власий рядом с Дубравой сидит, за руку ее держит. Рядом с ним Марья Искусница и Садко, за ними – Елена Прекрасная с Потапом. По другую сторону, стола бояре знатные расположились, меды пьют да о политике мировой рассуждают.