Как мужчина добивался жены из другого племени? Там, где была сильна матриархальная организация, он часто должен был идти жить в клан девушки, которую искал. По мере развития патриархальной системы жениху разрешалось, после определенного срока службы отцу, забрать невесту в свой собственный клан; так Иаков служил Лавану за Лию и Рахиль.24 Иногда жених укорачивал дело с помощью простой, грубой силы. Украсть жену было не только преимуществом, но и отличием: она не только была дешевой рабыней, но от нее могли родиться новые рабыни, и эти дети приковывали ее к рабству. Подобные браки путем захвата, хотя и не были правилом, но иногда встречались в первобытном мире. У североамериканских индейцев женщины включались в число военных трофеев, и это случалось так часто, что в некоторых племенах мужья и их жены говорили на непонятных языках. Славяне России и Сербии до прошлого века практиковали случайные браки путем захвата.*25 Пережитки этого обычая сохранились в обычае имитировать захват невесты женихом во время некоторых свадебных церемоний.27 В целом это был логичный аспект почти непрекращающейся войны племен и логичная отправная точка для той вечной войны полов, единственным перемирием в которой являются короткие ночные часы и беспробудный сон.
По мере роста богатства становилось удобнее предложить отцу существенный подарок или денежную сумму за дочь, чем служить за нее в чужом клане или рисковать насилием и враждой, которые могли возникнуть в результате брака по принуждению. Поэтому в ранних обществах правилом был брак по купле-продаже и по договоренности с родителями.28 Встречаются и переходные формы: меланезийцы иногда крали своих жен, но делали кражу законной, выплачивая позже деньги ее семье. У некоторых туземцев Новой Гвинеи мужчина похищал девушку, а затем, пока он и она скрывались, поручал своим друзьям договориться с ее отцом о цене покупки.29 Легкость, с которой моральное негодование в таких случаях может быть смягчено финансовыми средствами, весьма поучительна. Маорийская мать, громко рыдая, горько проклинала юношу, сбежавшего с ее дочерью, пока он не подарил ей одеяло. «Это все, чего я хотела», — сказала она; «Я хотела получить только одеяло и поэтому подняла такой шум».30 Обычно невеста стоила больше, чем одеяло: у хоттентотов ее ценой был бык или корова; у кроо — три коровы и овца; у каффиров — от шести до тридцати голов скота, в зависимости от ранга семьи девушки; у тогос — шестнадцать долларов наличными и шесть долларов товарами.31
Брак по купле-продаже распространен в первобытной Африке, до сих пор является нормальным институтом в Китае и Японии; он процветал в древней Индии и Иудее, а также в доколумбовой Центральной Америке и Перу; его примеры встречаются в Европе и сегодня.32 Это естественное развитие патриархальных институтов; отец владеет дочерью и может распоряжаться ею, в широких пределах, по своему усмотрению. Индейцы Ориноко выражали это тем, что жених должен заплатить отцу за воспитание девушки для его использования.33 Иногда девушку выставляли на показ потенциальным женихам; так, у сомалийцев невесту, богато наряженную, возили на лошади или на пешком, в атмосфере сильного благоухания, чтобы склонить жениха к высокой цене.34 Нет сведений о том, что женщины возражали против брака по расчету; напротив, они гордились суммами, которые за них платили, и презирали женщину, которая отдавала себя в жены без цены;35 Они считали, что в «любовном поединке» злодей-мужчина получает слишком много за бесценок.36 С другой стороны, обычно отец подтверждал оплату жениха ответным подарком, который с течением времени все больше и больше приближался по стоимости к сумме, предложенной за невесту.37 Богатые отцы, желая облегчить путь своим дочерям, постепенно увеличивали эти подарки, пока институт приданого не приобрел форму; и покупка мужа отцом заменила или сопровождала покупку жены женихом.38
Во всех этих формах и разновидностях брака нет и следа романтической любви. Мы находим несколько случаев браков по любви у папуасов Новой Гвинеи; среди других примитивных народов мы встречаем случаи любви (в смысле взаимной преданности, а не взаимной потребности), но обычно эти привязанности не имеют ничего общего с браком. В простые времена мужчины женились ради дешевой рабочей силы, выгодного воспитания и регулярного питания. «В Ярибе, — говорит Ландер, — брак празднуется туземцами настолько беспечно, насколько это возможно; мужчина думает о том, чтобы взять жену, так же мало, как о том, чтобы срезать початок кукурузы, — о привязанности не может быть и речи».39 Поскольку добрачные связи в первобытном обществе многочисленны, страсть не заглушается отрицанием и редко влияет на выбор жены. По той же причине — отсутствие задержки между желанием и его исполнением — нет времени для той задумчивой интроверсии разочарованной, а значит, идеализирующей страсти, которая обычно является источником юношеской романтической любви. Такая любовь уготована развитым цивилизациям, в которых мораль возвела барьеры против желания, а рост благосостояния позволил некоторым мужчинам позволить себе, а некоторым женщинам — обеспечить роскошь и деликатесы романтики; примитивные народы слишком бедны, чтобы быть романтичными. В их песнях редко можно встретить любовную лирику. Когда миссионеры перевели Библию на язык алгонкинов, они не смогли найти в ней эквивалента слову «любовь». Хоттентоты описываются как «холодные и безразличные друг к другу» в браке. На Золотом побережье «между мужем и женой нет даже видимости привязанности»; то же самое происходит и в первобытной Австралии. «Я спросил Бабу, — говорит Кайе, рассказывая о сенегальском негре, — почему он иногда не веселится со своими женами. Он ответил, что если бы он это делал, то не смог бы управлять ими». Австралийский туземец на вопрос, почему он хочет жениться, честно ответил, что ему нужна жена, которая будет добывать для него пищу, воду и дрова, а также нести его вещи в походе.40 Поцелуй, который кажется таким незаменимым в Америке, совершенно неизвестен первобытным народам или известен только для того, чтобы быть презираемым.41