В целом «дикарь» относится к своему сексу философски, с едва ли большими метафизическими или теологическими опасениями, чем животное; он не размышляет над ним и не впадает в страсть по этому поводу; для него это такая же само собой разумеющаяся вещь, как и еда. Он не претендует на идеалистические мотивы. Брак для него — не таинство и не пышная церемония; это откровенно коммерческая сделка. Ему никогда не приходит в голову стыдиться того, что при выборе спутницы жизни он подчиняет эмоциональные чувства практическим соображениям; он скорее стыдился бы обратного и потребовал бы от нас, если бы был таким же нескромным, как мы, объяснения нашего обычая связывать мужчину и женщину почти на всю жизнь, потому что сексуальное желание на мгновение приковало их своей молнией. Первобытный мужчина рассматривал брак не с точки зрения сексуальной свободы, а с точки зрения экономического сотрудничества. Он ожидал от женщины — и женщина ожидала от него — не столько милости и красоты (хотя он ценил в ней и эти качества), сколько полезности и трудолюбия; она должна была быть экономическим активом, а не полным убытком; в противном случае этот «дикарь» никогда бы не задумался о браке. Брак был выгодным партнерством, а не личным дебошем; это был способ, с помощью которого мужчина и женщина, работая вместе, могли добиться большего процветания, чем если бы каждый из них работал в одиночку. Везде, где в истории цивилизации женщина переставала быть экономическим активом в браке, брак приходил в упадок, а иногда и цивилизация приходила в упадок вместе с ним.
II. СЕКСУАЛЬНАЯ МОРАЛЬ
Величайшей задачей морали всегда является сексуальное регулирование, ведь репродуктивный инстинкт создает проблемы не только в браке, но и до и после него, и грозит в любой момент нарушить общественный порядок своим упорством, интенсивностью, презрением к закону и извращениями. Первая проблема касается добрачных отношений — должны ли они быть ограничены или свободны? Даже среди животных секс не совсем безудержен; отказ самца от самки, за исключением периодов гона, сводит секс к гораздо более скромной роли в мире животных, чем та, которую он занимает в нашем собственном развратном виде. По выражению Бомарше, человек отличается от животного тем, что ест, не будучи голодным, пьет, не испытывая жажды, и занимается любовью в любое время года. Среди примитивных народов мы находим некий аналог или обратную сторону животных ограничений — табу, наложенное на отношения с женщиной в период менструации. За этим общим исключением добрачные связи в самых простых обществах по большей части остаются свободными. Среди североамериканских индейцев молодые мужчины и женщины свободно спаривались, и эти отношения не считались препятствием для брака. Среди папуасов Новой Гвинеи половая жизнь начиналась в чрезвычайно раннем возрасте, и добрачная распущенность была правилом.43 Подобная добрачная свобода существовала у сойотов Сибири, игоротов Филиппин, туземцев Верхней Бирмы, кафиров и бушменов Африки, племен Нигера и Уганды, Новой Джорджии, островов Муррея, Андаманских островов, Таити, Полинезии, Ассама и т. д.44