Превратить жадность в бережливость, насилие в аргументы, убийство в судебный процесс, а самоубийство в философию - такова была задача цивилизации. Это было большим прогрессом, когда сильные согласились съесть слабых в рамках надлежащей правовой процедуры. Ни одно общество не может выжить, если оно позволяет своим членам вести себя по отношению друг к другу так же, как оно поощряет их вести себя как группа по отношению к другим группам; внутреннее сотрудничество - первый закон внешней конкуренции. Борьба за существование не прекращается взаимопомощью, она включается или переходит к группе. При прочих равных условиях способность конкурировать с соперничающими группами будет пропорциональна способности отдельных членов и семей объединяться друг с другом. Поэтому каждое общество прививает моральный кодекс и формирует в сердце индивида, как своих тайных союзников и помощников, социальные склонности, которые смягчают естественную войну жизни; оно поощряет, называя их добродетелями - те качества или привычки в индивиде, которые приносят пользу группе, и препятствует противоположным качествам, называя их пороками. Таким образом, человек в какой-то мере социализируется, а животное становится гражданином.
Зародить социальные чувства в душе "дикаря" было едва ли сложнее, чем сейчас их зародить в сердце современного человека. Борьба за жизнь поощряет общинность, а борьба за собственность усиливает индивидуализм. Первобытный человек, возможно, охотнее, чем современный, шел на сотрудничество со своими собратьями; социальная солидарность давалась ему легче, поскольку у него было больше общих опасностей и интересов и меньше имущества, которое отделяло его от остальных.86 Естественный человек был жестоким и жадным, но он также был добрым и щедрым, готовым делиться даже с незнакомцами и делать подарки своим гостям.87 Каждый школьник знает, что первобытное гостеприимство во многих племенах доходило до того, что путешественнику предлагали жену или дочь хозяина.88 Отказ от такого предложения был серьезным проступком не только для хозяина, но и для женщины; это одна из опасностей, с которыми сталкиваются миссионеры. Часто дальнейшее отношение к гостю определялось тем, как он справлялся с этими обязанностями.89 Нецивилизованный человек, по-видимому, испытывал собственническую, но не сексуальную ревность; его не беспокоило, что его жена "знала" мужчин до замужества или теперь спит с его гостем; но как хозяин, а не любовник, он был бы возмущен, если бы обнаружил, что она сожительствует с другим мужчиной без его согласия. Некоторые африканские мужья одалживали своих жен незнакомцам за определенную плату.90
У большинства простых народов правила вежливости были столь же сложны, как и у развитых стран.91 У каждой группы были формальные способы приветствия и прощания. При встрече два человека терлись носами, нюхали друг друга или легонько покусывали друг друга;92 Как мы уже видели, они никогда не целовались. Некоторые грубые племена были более вежливыми, чем современные; охотники за головами даяков, как нам говорят, были "нежными и мирными" в своей домашней жизни, а индейцы Центральной Америки считали громкие разговоры и грубое поведение белого человека признаками плохого воспитания и примитивной культуры.93
Почти все группы сходятся в том, что считают другие группы ниже себя. Американские индейцы считали себя избранным народом, специально созданным Великим Духом как пример для подражания человечеству. Одно индейское племя называло себя "единственными людьми", другое - "людьми людей"; карибы говорили: "Только мы - люди". Эскимосы считали, что европейцы прибыли в Гренландию, чтобы научиться манерам и добродетели.94 Поэтому первобытному человеку редко приходило в голову распространять на другие племена те моральные ограничения, которые он признавал в общении со своими; он откровенно считал, что функция морали заключается в том, чтобы придать силу и сплоченность своей группе в борьбе с другими группами. Заповеди и табу применялись только к людям своего племени; с другими, за исключением тех случаев, когда они были его гостями, он мог заходить так далеко, как только осмеливался.95
Моральный прогресс в истории заключается не столько в совершенствовании морального кодекса, сколько в расширении области, в которой он применяется. Мораль современного человека не является безусловно высшей по сравнению с моралью первобытного человека, хотя эти две группы кодексов могут значительно отличаться по содержанию, практике и профессии; но современная мораль в обычное время распространяется - хотя и с меньшей интенсивностью - на большее число людей, чем раньше.* Когда племена объединялись в более крупные единицы, называемые государствами, мораль выходила за пределы племенных границ; а когда общение - или общая опасность - объединяло и ассимилировало государства, мораль просачивалась сквозь границы, и некоторые люди стали применять свои заповеди ко всем европейцам, ко всем белым, наконец, ко всем людям. Возможно, всегда существовали идеалисты, желающие любить всех людей как своих ближних, и, возможно, в каждом поколении они были тщетными голосами, вопиющими в пустыне национализма и войн. Но, вероятно, число - даже относительное - таких людей увеличилось. В дипломатии нет морали, и la politique n'a pas d'entrailles; но в международной торговле есть мораль, просто потому, что такая торговля не может продолжаться без некоторой степени сдерживания, регулирования и доверия. Торговля началась с пиратства; она достигает своей кульминации в морали.