— Хорошо, что приехали...
На следующий день ему стало лучше. Был врач и поставил более определенный диагноз. Он предложил положить Савву в городскую больницу, но мест в ней не оказалось, да и Раиса Ивановна не очень этого и хотела. У нее было настойчивое желание вернуться в Москву и довериться более опытным врачам. Было договорено, что как только здоровье Саввы улучшится, реализовать этот план. Но здоровье быстро начало ухудшаться. Мыс Ларой очень часто ходили к нему и были невольными свидетелями его угасания. Иногда он разговаривал с нами, иногда после фразы устало закрывал глаза и молчал. Однажды сказал:
— А я думал, что здоровья мне дано лет на сто...
Писатели, жившие в Доме творчества, близко к сердцу приняли болезнь Саввы Елизаровича. Все его хорошо знали, все любили. Когда возможность отъезда в Москву отпала, решили положить его в исследовательский институт климатологии. А когда администрация института начала затягивать прием Саввы, группа писателей — Андрей Пришвин, Владимир Дягилев, Елена Коронатова и я — пошла к директору. Оказалось, что нужно специальное разрешение министра здравоохранения Украины. Чувствовалось, что директор не очень охотно берется за лечение нашего друга. До этого сотрудники института взяли анализы, и теперь, разговаривая с нами, директор что-то недоговаривал, что-то скрывал от нас. Как бывший врач, скептически смотрел на вариант помещения Саввы в институт и Владимир Дягилев, но мы тут же написали и отправили в Киев телеграмму Олесю Гончару, прося содействия. Ответ пришел быстро. Савву положили в общую палату института, который лечит климатом, а больному нужно было более активное вмешательство медицины. Снова начались хлопоты. В институте не оказалось нужных лекарств. Их достала Коронатова, жившая в то время где-то вблизи Ялты. Она приезжала часто и делала все, что было в ее силах.
Институт имени Сеченова находился недалеко от нашего пляжа, и, уходя с моря, мы заходили к Савве. Вскоре перед его койкой появилась медицинская установка по вливанию каких-то капель. Помню, он еще нашел силы пошутить и произнес фразу:
— И тут на помощь пришла техника...
Это, пожалуй, была последняя активная фраза, услышанная нами от Саввы Елизаровича. Состояние его с каждым днем ухудшалось, и все чаще он впадал в забытье, так что мы уходили, не дождавшись пробуждения. И все-таки не верилось, что из жизни уйдет этот крепкий человек, полный энергии, человек, всеми своими клеточками любивший жизнь и понимавший ее. Он ехал в Крым полный творческих замыслов, и недуг застал его врасплох. Поначалу в его глазах поселилось недоумение и растерянность, но вскоре на смену пришла затяжная борьба света и темноты. Когда солнце уходит за гору — это еще не закат, хотя на землю уже ложится тень. В последний раз мы увидели его глаза, когда солнце уходило за край земли...
Наш отъезд из Ялты совпадал с днем рождения Саввы Елизаровича. Ему исполнялось пятьдесят девять лет. Мы пришли к нему, но застали его дремлющим. Раиса Ивановна тихо позвала его, и он повернулся к нам.
— Савва, посмотри, Вася и Лара принесли тебе букет...
— Спасибо, ребята... — и он протянул нам руку.
Мы сказали, что уезжаем. Пожелали ему выздоровления и, чтобы не утомлять его больше, попрощались с ним, с Раисой Ивановной и ушли.
Я уезжал с верой в скорое выздоровление близкого мне человека, до сих пор не понимая той неумолимой силы, с которой пришлось ему столкнуться. Через несколько дней Савва Елизарович погас. Об этом я узнал уже в Москве.
Недавно я получил письмо от Раисы Ивановны из Новосибирска. На обратном адресе значится: «улица Саввы Кожевникова». Это как-то особенно символично. У Саввы всегда была своя улица, и я давно хожу по этой обжитой его улице.
Умельцы
Великий Устюг!..
Мы продвигались к этому старинному русскому городу с севера, со стороны молодых городков, наделенных скромными именами. В Котласе, сойдя с поезда, мы пересели на маленький пароходик и по Северной Двине направились в сторону Великого Устюга. К городу мы подходили ранним утром. Лил проливной дождь. Сквозь ливень начали проступать все отчетливей и отчетливей купола древних соборов. На миг показалось, что мы видим затонувший град Китеж. По мере нашего продвижения он поднимался все выше и выше, пока не увидели мы его на высоком-высоком берегу. Дождь неожиданно стих. Но и без сказочной завесы дождя, сверкающий теперь на солнце, он был красив и продолжал казаться заповедником истории, где все осталось, как пятьсот-шестьсот лет назад. Достаточно было подняться на берег, чтобы это мимолетное чувство отлетело. Храмы храмами — их более полутора десятков, — купола куполами, а рядом все современное, сегодняшнее. И раймаг, и гортоп, и книжный магазин.