Обе женщины признались, что любят сложную сюжетную работу.
— А часто работаете над сюжетами?
— Не очень, — ответила Якушева, — больше ложки с цветочками да стопки с простым узором.
— Почему же?
Женщины спросили, знаком ли я с технологией чернения серебра. Признался, что не знаком.
— Тогда познакомьтесь, а потом поговорим.
Знакомство началось с работы ювелиров, которые раскраивают серебро, придают ему нужную форму, запиливают швы. Вещь, допустим табакерка, переходит к граверам. Гравер наносит на изделие рисунок иглой или через копирку и закрепляет его лаком. После того как рисунок выгравирован, табакерка поступает к мастеру, который наносит на рисунок состав черни, похожий на кашицу темного цвета. Места, которые не подлежат чернению, замазываются глиной. После этого вещь прокаливается в горне, пока состав черни не расплавится и не покроет рисунок. Когда на табакерке появляется темный наплыв, она передается мастеру, который напильниками снимает его, чтобы проявить рисунок.
Самое сложное — это приготовление черни, в состав которой входят серебро, свинец, красная медь, сера и нашатырь. Даже если знать процентное соотношение этих материалов, если при этом составить подробную инструкцию ее изготовления, то все равно настоящей черни не получится. Тайну ее изготовления с древних времен мастера передавали практически. Об этом мне рассказывала Мария Дмитриевна Кузнецова — мастер по приготовлению этого состава. Скромная, застенчивая женщина, не очень приметная в своем синем халате, рассказала мне историю, которая началась в седых веках. Великая цепь! На одном конце безвестный мастер древней Киевской Руси, на другом — эта женщина в синем халате. Для торжества дела нужно было, чтобы ни одно звено из этой великой цепи не выпало...
Чернение по серебру было известно на Руси еще в десятом веке. После татарского ига это высокое ремесло переместилось в северные города — Москву, Смоленск, Устюг. В конце восемнадцатого века устюжская чернь считалась уже лучшей. Тогда же мастер «Михайла Матвеев сын Климашина» был выписан в Москву для обучения купеческих детей. Вскоре в Великом Устюге братьями Поновыми была открыта специальная фабрика.
Фабрика Поповых просуществовала около пятнадцати лет. После сильного пожара она уже не восстанавливалась. Искусные мастера продолжали работать в одиночку, а было их немало. И все же древнее искусство пошло на убыль. До конца минувшего века из могучей когорты мастеров дошел только один Михаил Кошков. Он долго хранил свой секрет, хотя претендентов на его получение было немало. Передал он его своему внуку, Михаилу Павловичу Чиркову, который и донес его до наших дней.
Однако и перед этим мастером встал вопрос — унести секрет с собою или передать его людям. Еще до первой мировой войны вокруг Михаила Павловича вились иностранцы, предлагая за секрет большие деньги. Не был богатым Михаил Павлович, но большими деньгами не соблазнился. В первые годы Советской власти у него не имелось ни серебра, ни золота, чтобы продолжать работу. Но он терпеливо ждал лучших времен и в конце двадцатых годов организовал кустарную мастерскую, которая выросла в большой промысловый кооператив. Сначала в ней работал сын Михаила Павловича. Но не ему старший мастер доверил тайну, а двум девушкам-комсомолкам — Марии Угловской и Марии Кузнецовой. Они приняли ее от имени Советского государства.
После знакомства с технологией производства прекрасного мы вернулись к прежнему разговору о том, почему мастера неохотно берутся за сюжеты, которые выходят из-под рук замечательного художника Евстафия Павловича Шильниковского, бывшего в то время в Москве. В ответ мне показали тарифную сетку, озаглавленную: «Мебельная и культурно-художественная отрасль».
— При чем тут мебельная отрасль?
— По этой сетке нам платят.
— Странно.
— На ложках с простым рисунком мы еще зарабатываем, а сюжет, он требует времени, души требует!
Одно время артель занималась даже выпуском гармоний и называлась «Красный музыкант». Ныне гармоний тут нет и в помине, а старая тарифная сетка осталась.
— Вот уехали наши в Москву как раз по этому вопросу: о тарифе.
Я обратил внимание на то, что женщины не жаловались на маленькие заработки. Для них, понимающих красоту, было бы интереснее зарабатывать те же деньги не на простеньком рисунке, украшающем ложку, а на каком-нибудь красивом сюжете. Надо щадить и гордость этих людей.