Радимов, Лоськов, Тихонов — мои самые любимые соперники, с которыми во время матчей, даже в пылу борьбы, мы всегда обменивались шутливыми, порой добрыми, порой колкими фразами. Я бы согласился, чтобы на девяносто минут нам повесили микрофоны. Уверяю, запись повеселила бы многих и заодно добавила бы в перипетию противостояния дополнительную правду жизни.
Что касается заклятых врагов — их у меня никогда не было. Били меня. Я тоже бил. Извинялся. Извинялись передо мной. Когда били отморозки — пытался их образумить, но никогда никому не желал зла и никогда никого не калечил. В жизни не прощаю подлости и грубости, однако я не мешаю жизнь с футболом. И пожалуй, нет футболистов, о которых я сегодня отзовусь плохо.
Даже к Элверу Рахимичу, который лет семь-восемь проверял на прочность мои кости, испытываю симпатию. Поначалу босниец со своей вязкой, жесткой, порой и грубой манерой игры мне не нравился. Элвер тогда утверждался в российском футболе, а учитывая набор его игровых качеств, ему не оставалось ничего другого, как «выносить» оппонентов. Надо признать, что в искусстве разрушения, без которого командная игра немыслима, Элвер достиг вершин мастерства. Но как-то в последние годы мы с ним друг к другу притерлись. Мы многое окружающим доказали, и теперь страсти сошли на нет. Мы просто играем в футбол.
Каждый по-своему, но при этом с обоюдным уважением.
Мне кажется, что для представителя нашей профессии важно не загнать себя в нору, не оградиться от спортивного общества. Нельзя десять-пятнадцать лет вариться в собственном соку. Я благодарен природе, что она заложила во мне тягу к познанию, дала мне возможность получать наслаждение от того, что делают другие. Даже те, кто по всем раскладам является моим принципиальным противником. Мне приятно осознавать, что я избавлен от такого мерзкого качества, как зависть. Наверное, люди это чувствуют, потому коммуникативных проблем у меня просто не возникает.
Так, я с юных лет пристально наблюдал за Бородюком — меня его техника подкупала. Потом, когда в «Крыльях» Александр Генрихович из нападающего переквалифицировался в центрального защитника, я буквально им восхищался. И когда Бородюк стал тренером сборной России, у нас с ним установилось потрясающее взаимопонимание. Кстати, его неординарная техника по-прежнему при нем, и сегодня в сборной в этом компоненте с Генриховичем не могут тягаться даже действующие звезды первой величины.
Не забуду, какое мощное впечатление на меня производил Горлукович. Титан! Он вообще не разбирал соперников — по всем без исключения проезжал катком. Он учил других себя признавать. Он приносил дисциплину даже на трибуны. Таких, как Сергей, никогда не было. И не будет! Играть против него было страшно, но зато фантастически увлекательно. И в золотом 1996-м, выступая с ним бок о бок, у меня сложностей не возникало.
К чему я все это говорю? К тому, что нужно уметь ценить людей. И быть с ними искренними. Никто не знает, с кем судьба тебя сведет завтра. Поэтому не спешите плевать в колодец…
ГЛАВА 11 Как выстраивать отношения с тренерами
От спортсмена его собственная карьера, конечно, зависит основательно, но куда больше — оттого, в какие руки он попадает. И здесь очень важно не только то, подходит ли футболист по своим игровым качествам под концепцию тренера, но и то, как он «стыкуется» с ним за пределами поля. Молодежи, как мне кажется, нужно уметь подстраиваться под наставника, пытаться лучше его понять и найти с ним общий язык. Но вот авторитетный состоявшийся игрок, на мой взгляд, делать этого не должен. Его задача — оставаться самим собой. Я по крайней мере никогда ни под кого не подстраивался, ни перед кем не заискивал. Знал: будет ли тренер ставить тебя в состав или нет, зависит прежде всего от двух вещей. Первое — это, конечно, твоя профпригодность. А второе — не нужно участвовать ни в каких интригах. Поэтому я всегда четко выполнял игровые требования главнокомандующего. Как бы я к нему ни относился, никогда этого отношения не показывал. Вел себя со всеми одинаково — так, как подопечный и должен вести себя с любым руководителем. Будь то сам мэтр Романцев или Чернышов со Старковым. Мне говорили бежать — я бежал, говорили прыгать — прыгал. Даже если внутренне я был не согласен с чем-то, все равно делал то или иное упражнение с максимальной самоотдачей.
Что касается интриг, переворотов, то это вообще не мое. К тому же я слишком сильно люблю «Спартак», чтобы взрывать в нем обстановку. Это не значит, что я осуждаю Диму Аленичева — я его люблю и уважаю. Просто я человек миролюбивый.
Один раз меня все-таки захлестнули эмоции, и с тех пор я для себя решил, что подобного повториться не должно. Случилась та скверная история при Чернышове. Накануне матча с «Ураланом» Андрей позвал нас с Владом Ващуком к себе и попросил у нас совета. Влад тогда толком не набрал кондиции после тяжелой травмы, и для игры в линию ему не хватало скоростенки. Вот он и предложил попробовать его на позиции либеро, тем более в киевском «Динамо» он провел на ней сотни матчей. Я друга поддержал, потому что зонная страховка тогда была не отлажена. Чернышов нас послушал, но за пять минут до финального свистка мы пропустили гол и победа от нас ускользнула. После матча в раздевалку влетел один из членов многочисленного тренерско-административного штаба Чернышева (фамилию этого человека не называю, конфликт давно исчерпан) и начал на нас с Владом орать. Границу допустимого он тогда перескочил капитально. И мне ничего не оставалось, как ответить. Влад, естественно, тоже молчать не стал. А Чернышов все это время ходил в уголочке, руки за спину, как будто он здесь сторонний наблюдатель. Жуткая история, совершенно дикая для меня.
В тот период в «Спартаке» корпоративная этика как явление переживала трудные времена, и через двадцать-тридцать минут после инцидента о нем знало все спартаковское окружение. Я еще в машину сесть не успел, а мне уже стали звонить ребята из других клубов. Было неприятно, что очередной, пускай и не самый страшный, удар по имиджу «Спартака» нанесен при моем непосредственном участии.
Я потом десятки раз прокручивал тот эпизод. С одной стороны, корил себя за то, что не сдержался. С другой, понимал: у меня не было иного выхода. Тогда в команде появилось много новичков, очередные иностранцы подъехали, и если бы мы с Владом промолчали, люди нас после этого не смогли бы нормально воспринимать. Потому что спорт — это такой мир, где ты обязан отстаивать свою честь и свои права.
У Чернышова, безусловно, были интересные идеи, он стремился развиваться, однако я всегда чувствовал, что от него исходит какая-то опасность для всей команды. Это было на уровне подсознания. Но я ни до, ни после конфликтной ситуации в раздевалке с Андреем в полемику не вступал и вообще никоим образом старался не подрывать его авторитет. Я очень не хотел, чтобы мой родной клуб превратился в растревоженный муравейник. Недавно прочитал интервью Алексеича, где он сказал, что с Титовым у него не было никаких проблем. И это действительно так. Однако предчувствие меня, увы, не подвело, и бромантановая трагедия в «Спартаке» случилась именно в чернышовский период работы.
Моя же совесть перед Андреем Алексеевичем чиста. Точно так же как и перед любым другим наставником. Потому что я, и это не пустые слова, никогда не отбывал номер и всегда стремился принести пользу. Наверное, все наставники это прекрасно осознавали.
Для тренера важно уметь верить в игрока. Не просто в кого-то, а в конкретного игрока, на которого ты рассчитываешь. Футболист всегда чувствует такое отношение, и за спиной у него тут же вырастают крылья. Элементарный пример — Рома Шишкин. Мальчишке было девятнадцать лет, когда Григорьич Федотов поставил его в основу «Спартака». Ромка сыграл фантастически для своего возраста. От него не убежишь! Он мне очень Парфешу напоминает. Умненький, злой и даже в воздухе так же действует: выпрыгивает и зависает, прекрасно нивелируя недостаток роста. А разве смог бы Шиша заиграть, если бы тренер в него не поверил?