— А давай вот об этом поподробнее, только не коверкай песню, как обычно.
Алексей начал наигрывать мелодию.
— Ну, началось! — проворчал Борис. — Просил же не коверкать.
Не обращая внимания на слова Бориса и всё так же искажая мелодию, Алексей продолжил:
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
Навек, навек, —
Для остановки нет причин —
Иду, скользя…
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя!
Среди непройденных путей
Один путь мой!
Среди невзятых рубежей
Один — за мной!
А имена тех, кто здесь лёг,
Снега таят…
Среди нехоженых дорог
Одна — моя!
Там голубым сияньем льдов
Весь склон облит,
И тайну чьих-нибудь следов
Гранит хранит…
И я гляжу в свою мечту
Поверх голов
И свято верю в чистоту
Снегов и слов!
И пусть пройдёт немалый срок —
Мне не забыть,
Как там сомнения я смог
В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
Удач — всегда!..
А день… какой был день тогда?
Ах да — среда!..
О смысле строк излишен спор,
Но нет причин
Не видеть в жизни кроме гор
Других вершин.
О чём Высоцкий умолчал,
Но думать — мог,
Не дохрипел, не докричал —
Всё «между строк».
— А с дополнительным куплетом — нормально получилось, — задумчиво проговорил Борис, — какой-то новый смысл появился… И всё же: не нравится мне, когда Высоцкого коверкают.
— Мне тоже не нравится, когда Высоцкого коверкают, но у меня — своё восприятие.
— У Михаила Евдокимова — тоже было своё восприятие, но в его исполнении песни Высоцкого звучали великолепно.
— Ну ты сравнил!.. Евдокимов был артистом, к тому же — уникальным артистом, да и вообще… убили уже его… Короче, если не нравится… на, — Алексей протянул гитару Борису.
— Да ладно, — Борис слегка оттолкнул гитару, — давай лучше что-нибудь своё, а потом — я.
— Уговорил… А рюмки-то уже давно пустые, — Алексей привстал и потянулся за бутылкой.
— Я налью, — перехватил инициативу Борис, — а ты давай, давай.
— Даю, даю:
Проходят дни, уходят годы;
Их ни на миг не удержать;
А я хочу: сквозь непогоду
Сорваться с места и бежать
Туда, где я был глуп и молод,
Где всё пока-что впереди,
В душе — не поселился холод,
Поют — печальные дожди…
И там мечты мои — чудесны,
Передо мною — целый мир,
И жив, хотя мне не известен ещё,
Мой будущий кумир…
Я бы не взял с собой печали,
Но весь свой опыт захватил
Туда, где всё — ещё в начале,
И я бы, не жалея сил,
Не упуская ни мгновенья,
Напрасно б не прожил и дня:
Возможности и вдохновение
Не ускользнули б от меня,
Я бы сумел собой заняться,
Перекроить судьбу свою…
А нынче… мне б лишь — не сорваться,
Лишь удержаться на краю.
— Ну «мра-ак»! — подытожила Катя. — Умеешь тоски нагнать.
— Всё-то вам не ладно… На, держи, — Алексей отдал гитару Борису. — Завтра на работу?
— Да, — завтра.
— Какое-то плохое у меня предчувствие в связи с этими переменами, — выдавил Алексей, потягивая вино.
— Ну что ж теперь?.. Я уже забыл, когда у меня были хорошие предчувствия, — Борис ударил по струнам. — И вообще:
Я не люблю играть в футбол… на минном поле,
Это — как будто — выживать в родной стране;
К тому же, этому — совсем не учат в школе…
Кому-то дали нужный навык, но не мне.
Ищу совета в притчах Нового Завета,
В песнях Высоцкого и в Пушкинских стихах;
Но вот ответ митрополита Филарета,
Что дан был Пушкину, мой обнажает страх…
Я существую как бы впопыхах
И день за днём всё ниже опускаюсь…
В своём «отчёте о проделанных грехах»
Я только снова согрешу, но не покаюсь…
Я, гражданин Отечества худой,
Небесного — и вовсе не достоен;
И занят я — какой-то ерундой
Всю жизнь свою… Бес за меня спокоен…
Поляну вижу, где красивые цветы —
Словно крестов церковных позолота.
Я опускаюсь как в цветы — в мечты,
Не распознав кувшинки и болото…
Не вразумил меня святитель Филарет:
Мне всё же ближе «Дар напрасный, дар случайный…»
Да ведь и Пушкин — тоже выбрал пистолет,
Как будто был ведом какой-то силой тайной…