– Я… я иногда забываю, что некоторые люди не любят Рождество. Мне следовало быть более осмотрительной. – По ее щеке скатилась слезинка. – Вы пришли сообщить мне, что я уволена?
– Что? Нет, конечно. – Он не верил своим ушам. Он и думать забыл об этом.
Грейс выглядела смущенной.
– Но вы сказали…
– Забудьте, что я говорил. Я идиот. Просто я не спал три ночи и смертельно устал. Это плохое оправдание, но прошу меня простить.
– Мне так жаль вашу жену, – прошептала она.
Что-то дрогнуло в его сердце. Он сотни раз слышал эту фразу, но Грейс произнесла ее так, будто знала, что значит чувство потери. Это было самое искреннее соболезнование, когда-либо им слышанное. Она снова посмотрела на него. В ее взгляде сквозила такая ранимость, что ему немедленно захотелось ее защитить. По ее щеке катилась слезинка. Не сдержавшись, он смахнул ее большим пальцем, ощутив гладкую прохладную кожу.
– Не нужно. Мне жаль, что я заставил вас плакать.
– А я искренне сожалею о вашей потере.
Финлей упрямо сжал губы.
– С Рождеством связано слишком много воспоминаний. Я знаю, что пора пережить горечь утраты и жить дальше, и, может быть, мне удастся преодолеть себя, – хрипло усмехнулся он. – Что же до рождественских украшений в отеле, их действительно маловато.
Финлей Армстронг никогда раньше не бывал в такой странной ситуации. Если бы сутки назад кто-нибудь сказал ему, что он будет стоять на крыше своего отеля в зимний вечер в компании загадочной женщины, которая поможет ему прозреть по прошествии пяти лет, он бы рассмеялся ему в лицо.
Он не шутил насчет отсутствия рождественских украшений в отеле. Роб Спирс писал ему, что некоторые гости жалуются на то, что в «Армстронге» не чувствуется приближение праздника. Управляющий намекал, что это негативно сказывается на заполняемости отеля.
Грейс удивленно вскинула брови:
– Вы правда так думаете?
Он приобнял ее за плечи:
– Здесь ужасно холодно. А у нас одно пальто на двоих. Давайте зайдем внутрь, – предложил он.
После секундного колебания Грейс утвердительно кивнула.
– Чтобы вы могли объявить о моем увольнении в тепле?
– Вы все время будете напоминать мне о моей глупости?
– Возможно, – ехидно ответила она.
Он отворил дверь, пропуская ее вперед.
– Как насчет чашки горячего шоколада в баре? Хочу поподробнее узнать про «Горничных Челси». У вас такой фанат в лице миссис Арчер.
Грейс кивнула:
– Но вы сказали, что не спали три ночи. Совсем не обязательно беседовать со мной. Инцидент исчерпан, и я могу пойти домой.
– Нет. Так просто вы от меня не отделаетесь. Нам многое нужно обсудить.
– Неужели? – удивленно спросила она.
– Вы не хотите выпить со мной горячего шоколада? – вопросом на вопрос ответил он.
– Ну только если с зефирками и сливками. А не то я подумаю, что вы скряга.
Он рассмеялся, и впервые за пять лет на душе у него стало легко. Они вошли в лифт и начали спускаться в бар.
Грейс не могла понять, что происходит. Сначала мистер Суперзвезда устроил ей взбучку, грозясь уволить, а потом извинялся и заставил ее сердце остановиться, когда смахнул слезинку, дотронувшись до ее щеки. Это было самое странное из всех испытанных ею ощущений. Несмотря на холод, она почувствовала на щеке горячую искорку в том месте, где его палец коснулся ее кожи.
Они молча спускались в фойе. Фрэнк заметил их внизу, но они прошли прямо в бар и расположились на удобных стульях, обитых черным бархатом. Грейс погладила обивку.
– Черная. Красиво, – сказала она, глядя ему в лицо. Он покачал головой:
– У меня такое чувство, что вы заставите меня раскошелиться.
Сейчас Грейс прониклась к нему большим доверием. Что-то она в нем разглядела там, на крыше. Ей показалось, что она сумела заглянуть к нему в душу, почувствовать его боль, грусть и тоску.
Казалось, он подошел к тому периоду своей жизни, который ей пока еще не суждено понять.
– Я? Заставлю вас платить? С чего вы так решили?
Он показал рукой на помещение, в котором они сидели.
– Я намеренно выбрал черно-серую гамму. Мне нравится это строгое сочетание цветов. Сразу видно, что перед вами серьезное заведение. Белый цвет ассоциируется с больницей. А любые другие цвета – сплошное легкомыслие и быстро приедаются. Черный и серый – цвета вне времени.
– Если их вообще можно назвать цветами, – ответила Грейс.
Официант принес кружки с дымящимся горячим шоколадом, украшенным сверху зефирками и взбитыми сливками, и ложки с длинной ручкой. Аромат ванили и корицы приятно ласкал обоняние.
Финлей подцепил ложкой и отправил в рот облачко взбитых сливок, причмокнув от удовольствия.