нашел
Бог меня нашел. Ага. И поцеловал в носик. Мог бы поцеловать куда - то еще, но не нашел свободного места и поцеловал в носик.
Ага. Так получилось, что я никогда не сомневался в том, что все в моей жизни во власти Божьей. По идее, меня здесь нет. Все ж против было. У мамы серьезный ревматический порок сердца и врачи запрещали беременность и роды, потому что были уверены - никто не выживет. Ага.
Это про нас с мамой. Пара гнедых. А мама, когда забеременела, стала прятаться от врачей, потому что слышать не могла это слово - аборт. И ходила со мной, и пряталась со мной, была, так сказать, на нелегальном положении. Разведчика растила, да. И выносила б, и родила б нормально. Я свою маму знаю. Но, тут, дяденька один помог нам, мама за него замуж пошла, с папой поругалась и пошла, чтоб у меня был папой дядя. Позаботилась заранее, стал быть.
Дяденька, согласившийся побыть моим папой, был хороший, но сильно переживал, что моя мама залетела не от него. Любил он ее, наверное, но пил от переживаний. Ну, и - пнул ее, пьяный, в живот, тоже от переживаний. Фактически, он пнул - меня, ну, не нравился я ему. Он мне тоже не нравился, правда, мама меня заставила его простить, но было это много позже, уже во взрослой жизни.
Мамка у меня - та еще выдумщица. Маленькая выдумала себе велосипедный спорт и атлетическую акробатику, это когда из людей строят вышки всякие и гоняют на "великах" по шоссе, похрустывая сушкой. Хороший способ лечения болезней сердца, не хуже бега от инфаркта, не помрешь, так и выздоровеешь. Ага. Вот и про мое рождение выдумала, что упала на рельсы трамвайные, споткнулась и упала, животом на рельсу. Я ж пытливый был и въедливый. Ну, никак, никак у меня не складывалась картинка такая, поэтому я спрашивал: куда шла, что несла, почему шла, из - за чего споткнулась, как падала, почему падала не на руки, чтобы смягчить, как поднималась, что потом. Мама была убедительна, подробна, красноречива, но, вот, не верил я в эту ее версию. А правда, она попроще, правда - она всегда проще.
Испугался дяденька, протрезвел, вызвали скорую, которая помощь, и отвезли скоренько в роддом. Ага. Там акушеры стали щупать смотреть, головой покачивать. Вай - вай - вай, воды отошли, ай-яй-яй, ребенок недоношенный. Есть такой период в развитии ребенка внутри утробы материнской - раньше него и позже него дети выживают, а в этот срок - нет. Вот. Тут еще и ушибленный ребеночек. Так что, ребеночка нам не сохранить, мамочка. Ну, никак. УЗИ никаких не было. И с пороком сердца женщины умирали часто. От родов. После родов. До родов. И тут. Тампарампампам. Человек один, последние дни перед пенсией. А мама оказалась очень похожа на его дочь, погибшую. И он сказал - ладно, попробуем сохранить ребенка. Как?
Воды отошли. Вот так. И держал он нас с мамой две недели, пока дозревали мои системы жизни и обеспечения. У мамы сердечные приступы по три раза на дню, боли. Мне, я так подозреваю, тоже не хорошо. Но - додержали. А потом рожали. И родили. Два тазика крови и меня. Мама решила меня оставить. Сил не осталось для жизни. Вот. Глупо. Пришел мой дед, встал перед кроватью на колени, как пустили? к помирающему пускают, стал ей и Богу рассказывать. Про себя и свою жизнь, про отраду, кровиночку, про радость жизни своей, про любовь свою бесконечную. Мама, естественно, слышала очень немногое, зато Господь слушал внимательно и оставил маму мне и деду. Стоял дед долго, но мама пришла в себя и попросила воды. Так Господь дал ей немного Света своего. Чтобы жить. ДВС - синдром ее не убил. Почему - то, я уверен, что это был ДВС. И вернулись мы из роддома вместе. Бабка моя, как меня увидела, так и ахнула, да и болтанула: ой, Валечка, может, лучше было бы, чтоб он не выжил, такой страшненький.
И ничего не страшненький. В богатой шубе боярской, с радужной гематомой на все личико, большой и красивой, с шейкой набок. Кра - са -вец. Шубу с меня снимали ржаным хлебом, гематома рассасывалась сама. Бабки рассматривали мои глаза и шептались по углам, что не жилец. Нет. Если Господь взялся помогать. Это - серьезно. Дал. Дал Он мне эту жизнь. Чтоб людей защищал. Я про это не всегда помню, но помню. Потому и жив еще.
И вот теперь, когда я вырос…Я сижу на ее кровати и разговариваю с этой совсем еще девчонкой. Ей девятнадцать. У нее внематочная беременность. Была. Пять дней. Всего пять дней, как ее прооперировали, а она уже вполне неплохо себя ощущает, болтает со мной о своей «болезни», улыбается. Я не на много ее старше. Может быть, именно поэтому наше общение вполне свободное, равное, на «ты». Я осознанно выбрал такую манеру общения. Чтобы она расслабилась, включила «поток сознания». Я задаю дурацкие вопросы: где училась, как училась, есть ли друзья, как познакомилась с мужем, кто он, где живете, любишь ли ты его, как отношения со свекровью складываются, нравится ли ей возиться с цветами, с животными, есть ли у нее любимые цвета. И она рассказывает, рассказывает, рассказывает. А я – слушаю.